Победоносец
Шрифт:
Под плитой в вытоптанной траве что-то сверкнуло. Марк остановился и поднял с земли золотую застежку от платья с кусочком ленточки. Застежка была небольшая, плоская, с рисунком и камешком посередине. Марк узнал безделушку, которую прислал когда-то Ихазели из первой добычи, взятой у шернов.
Тем временем двое его спутников, зачалив лодку, пустились вдогонку за ним. Марк быстро спрятал застежку за пазуху, и они все втроем пошли по тропинке между холмами к гроту Крохабенны. Поблизости от грота им преградили дорогу собаки. Собаки были голодны, они одичали и стали кидаться на людей, особенно на Марка, хотя прежде относились к нему дружелюбно. Успокоить их словами не удалось, Марк замахнулся на одну
Но Победоносец этого не заметил. С облегчением избавившись от собак, он бегом заторопился ко входу в пещеру. В двух шагах в глубине лежало переброшенное навзничь через глыбу тело Крохабенны. Остекленевшие глаза вытаращены, рот открыт в последнем крике. Не подлежало сомнению, что на него напали внезапно и убили, прежде чем он успел защититься. Крови нигде не было видно, не было следов удара на голове. Марк приказал раздеть тело, чтобы найти смертельную рану. Но едва расстегнули рыжий кожаный плащ, оба помощника в страхе попятились. На теле оказались отвратительные синие пятна, такие бывают у тех, кто погиб от рук шернов. Марк молча закусил губу.
Быстро вырыли могилу между курганами, где опочили первые люди на Луне. Тело завернули в полотнище, найденное в пещере, засыпали землей и навалили сверху обломки скал, чтобы голодные собаки не добрались до покойника.
Этот обряд Победоносец совершил в молчании и молчал весь обратный путь, пока лодка по плавной волне направлялась обратно в город.
На пристани ждали с вестями, в его отсутствие пришедшими из-за моря. Вскоре появились и гонцы, отправленные Еретом. Они прибыли на рассвете, но, по их словам, их задержала охрана первосвященника и не пропустила к Победоносцу. Письмо Ерета у них отобрали, и, хотя потом освободили, передать теперь они ничего не могут, поскольку не знают, что было в письме. Могут только рассказать, что видели собственными глазами, а не так уж это много и не слишком приятно.
Марк взял гонцов с собой в собор, чтобы там поговорить без лишних ушей. По пути от пристани его удивило необычное движение в городе. Сновали какие-то люди, окидывая Победоносца враждебными и пугливыми взглядами, на площадях собирались кучки, но стоило к ним приблизиться, кучки рассеивались. Однако Марк не придал этому большого значения, он был занят мыслью о Ерете и о предстоящем рассказе гонцов.
Главные двери собора оказались заперты. Марк вошел через боковые, не такие крепкие, чтобы противостоять его могучему плечу. И этому не придал значения. Видимо, просто не знали, что он вернулся, и держали его жилье закрытым перед нежелательными посетителями.
Оказавшись с глазу на глаз с гонцами в обширном зале позади главного, он сразу принялся расспрашивать о судьбе оставленных за морем гарнизонов и делах прибывших туда поселенцев. Там шла ожесточенная война: тревожимые постоянными набегами шернов, не смевшими вступить в открытый бой и затеявшими партизанскую войну, люди вынуждены были отступить с дальних постов, сосредоточив силы на охране малой части завоеванной страны. Ерет задумал создать сомкнутую цепь гарнизонов, находящихся в постоянной связи и расположенных в укрепленных городках, но для этого нужны были люди, люди и еще раз люди, а их-то и недоставало, несмотря на большой наплыв из прежних мест. Тем временем отбивались, как могли, время от времени устраивая набеги на шернов, чтобы и те побаивались. Но людей все это утомляло, у них опускались руки. Хватало таких, кто громко говорил, что эти неблагодарные места надобно бросить и, как можно быстрее, возвращаться на родные пепелища за море.
Якобы именно об этом писал Ерет в пропавшем письме. А устно наказал передать Победоносцу, чтобы тот, несмотря ни на что, не тревожился за плоды своих трудов, потому что пока он, Ерет, жив, страна оставлена не будет. И велено просить Победоносца, чтобы творил благо в старых поселениях и прежде возвращения на Землю установил там обещанные законы.
Выслушав гонцов, Марк задумался. Они собирались в обратный путь с партией поселенцев, и он обещал им дать письмо к Ерету, наказав, чтобы обязательно доставили. И взялся за перо.
Вспомнилось все, с чем тут приходилось воевать, вспомнилось, как каждый раз ему связывают руки люди, враждебные новым порядкам, так что гаснет надежда сделать что-то хорошее, не применяя силы. А применять силу не хочется.
«Я рассчитывал на помощь и авторитет Крохабенны, — написал он в конце, — но старика уже нет в живых. Он таинственно погиб, мне кажется, от рук еще тобой повязанного шерна, которому каким-то странным образом удалось бежать. Теперь я один, и передо мной два пути. Либо бросить все и возвращаться на Землю, либо призвать тебя с немногими нашими товарищами по оружию и навести здесь порядок, устранив всех, кто мешает делу. Колеблюсь и не знаю, какой путь избрать. Мне грустно. Вряд ли твоя обида на меня прошла, но тебе я верю, потому что знаю: ты предан не мне, а делу. И верю, что по моему зову ты придешь. И будешь на моей стороне. Но не уверен, следует ли решаться на такой поступок».
Затем Марк изложил план нового порядка, который хотел ввести.
«Если случится так, что мне придется покинуть Луну, так ничего и не довершив, — написал он в заключение, — пусть по, крайней мере, после меня здесь останется то, что рассказано немногим друзьям и о чем написано в этом письме к тебе. Когда настанет подходящее время, приходи, собери всех моих друзей и верши начатое. Быть может, и впрямь нужно, чтобы все сделали вы сами, а не я за вас, гость с далекой звезды. Больше ничего пока сказать не могу. Дни у вас тут долго длятся, и прежде скончания нынешнего многое может измениться и многое разрешится само».
Письмо он отдал гонцам. А те поспешно простились с ним. Их путь лежал на запад, в тамошние прибрежные поселки, откуда они собирались ночью вернуться на юг.
После их ухода Марк запер двери собора и задумчиво заходил по залу. Все четче прояснялось, что наступила последняя возможность испробовать иной путь, чем тот, которому он до сей поры следовал, если он не хочет признать свое поражение и отступиться. Ведь наверняка у него нашлось бы много последователей, если бы не козни Элема. Прав был Крохабенна: надо было не ждать, не выискивать предлогов, а вернувшись из-за моря победителем, сразу же приказать казнить Элема. Или по крайней мере посадить в тюрьму. Может быть, тогда все обернулось бы иначе.
Марк стиснул зубы и насупил брови.
— Да! Либо я, либо он! — громко сказал он сам себе. — Иного выхода нет.
И пожалел, что прямо не вызвал сюда Ерета с вооруженной дружиной. Опять проволочка напрашивается. Но в конце концов подумалось, что и сам справится. Откинул упавшие на лоб волосы, высоко поднял голову и направился к дверям собора.
С площади доносился гул собравшейся толпы. Его уже довольно давно можно было расслышать, тем более, что иногда из толпы долетали шумные и протяжные возгласы, но погруженный в мысли Победоносец даже их пропустил мимо ушей. Только откидывая железные засовы, Марк обратил внимания на это многоголосие, но не вдумался, откуда оно доходит и что означает, довольствуясь тем, что народ собрался и не будет нужды никого созывать, чтобы выступить с речью.