Побег из ада
Шрифт:
После Победы, мал-мал погулял, а потом собрал вещмешок, взял винтовку и отправился на вокзал. Там забрался в какой-то товарняк, идущий на восток, и поехал домой. А утром, на полустанке меня сняла охрана и отвела к начальнику.
– Куда едешь? – спрашивает.
– На Амур.
– Предъяви документы.
Даю солдатскую книжку и эту самую газету. – Говорю, – командующий разрешил. А он, – не пойдет. Ты, ефрейтор, дезертир.
– Какой дезертир? – отвечаю. – У меня три «Славы» и разрешение генерала. –
Вызвал охрану, отправил назад. В части меня уже искали и посадили на губу. Дальше был трибунал, получил семь лет. Теперь вот сижу здесь, – развел руками.
– Да, дела, – сочувственно сказал Лосев.
Разговоры в камере между тем утихали, вскоре вокруг возник храп, по проходу пробежала крыса.
Лежа между сопящими носами Трибоем с моряком, Лосев глядел в темноту сверху. Не спалось. Что его судьба так круто повернется, не ожидал, проклиная свою излишнюю горячность. Прошел всю войну, остался жив. Встретил Победу. А тут такое, как в кошмарном сне.
Утром в шесть загремел запор, дневальные унесли параши, а затем второй ходкой доставили завтрак: бачки с чаем и кашей, к ним хлебные пайки и по два куска рафинада.
– Грамм шестьсот будет, – взвесил свою на руке Лосев. – Нормально.
– Семьсот, – уточнил Трибой. – Но ты губы не раскатывай, это на весь день.
– Как на весь?
– Да вот так. Проверено.
После завтрака майор угостил всю компанию папиросами (задымили) и сообщил, у него в мешке имеются еще, а кроме того сало и сухари.
– Лучше приберечь в дорогу, – посоветовавшись, решил коллектив.
Дальше все занялись по интересам.
Василий, достав из своего сидора иголку с ниткой, стащил через голову гимнастерку и принялся зашивать лопнувший на рукаве шов. Громов отправился поискать других флотских, а Лосев с Трибоем свесив в проход ноги, наблюдали за сокамерниками.
Было их под сотню, различных родов войск. Одни расхаживали по проходу, другие тоже сидели на нарах. У кого была, дымили махоркой, негромко переговариваясь. Имелись и гражданские. Судя по речи – поляки.
Из гуляющих обратил на себя внимание один, – рыжий, лет за тридцать, что-то насвистывавший и с руками в карманах. Продефилировав рядом с офицерами, скользнул взглядом по их лицам, а потом вернулся.
– Слышь, командир, – подмигнул Лосеву. – Давай сыграем на прохаря?*
– Не играю. Из блатных?
– Есть немного.
– Где воевал?
– В пехоте. А ты?
– Тоже. Командовал батальоном.
– Случаем не из Москвы?
– Угадал. Жил на Шаболовке.
– Получается земляки, – блеснул золотой фиксой*. – Я с Малой Спасской. – Побазарим?
– Залазь. В ногах правды нету.
Трибой чуть подвинулся, – рыжий, ловко подтянувшись на руках, уселся сбоку.
За себя он рассказал, что зовут Павел, кличка
– Воевал в разведке. Сначала батальонной, затем полковой. Младший лейтенант, замкомвзвода. Имею «Звездочку» и две «Отваги». А месяц назад получил от жены письмо. Утеряла хлебные карточки, бедствует.
Тут как раз объявили приказ, можно отсылать домой посылки. А что я могу послать? От хрена уши? Вот и решили с приятелем подломить склад с трофеями. Был такой рядом с частью. Оказалось не судьба. Его шлепнули, меня взяли. Дали пять лет. Ну и все дела.
– Получается, накрылась посылка? – взглянул на рассказчика Трибой.
– Накрылась, – вздохнул. – Как и свобода.
– А зачем у тебя кличка Шаман? Не похож, однако, – сказал сзади Василий, натягивая гимнастерку.
– Знаю (обернулся). – У меня фамилия Шаманов. От нее и кликуха. Слышь, комбат, – наклонился к Лосеву. – Прими в компанию. Мы ведь земляки, здесь других москвичей нету. А человек я бывалый. Глядишь пригожусь.
– Вы как, ребята? – спросил у остальных Лосев.
Оба не возражали.
– Ну, тогда я за шматьем и назад, – спрыгнул в проход Шаман.
– Тертый калач, – проводил его взглядом Трибой.
– И морда хитрая, как у енота, – добавил Василий.
Вскоре появился Громов, влез на нары.
– Как? Нашел своих?
– Не, – повертел лобастой головой, усаживаясь рядом. – Один я такой дурной попался.
– А вот я нашел земляка, – чуть улыбнулся Лосев. – Будет вместе с нами. Ты как, не против?
– Земляк дело святое, – прогудел мичман. – Почти родич.
Через короткое время подошел новый знакомый. С ватником подмышкой и тощим вещмешком.
– О! Мореман, – вскинул брови. – Паша, – протянул руку.
– Леха. Занимай плацкарт.
Прополз на карачках в секцию, уселся по-турецки, раздернул горловину сидора.
– Вот, типа простава, – шмякнул на доски пару банок «второго фронта».
– Откуда? – спросил Лосев.
– Выиграл в карты у одного интендантского. Мордастый такой гад.
– У нас тоже есть чуть продуктов, решили заначить на дорогу. Давай и твои.
– Нет вопросов, командир (убрал). Здесь с шамовкой* терпимо. В дороге будет хуже.
– Это почему? – кряхтя, стянул сапоги Громов.
– Тут наркомовская пайка четвертой категории, как у тыловиков. А в дороге этапная, меньше: хлеб, баланда и кипяток с куском сахара.
– Откуда знаешь?
– До войны имел три ходки*.
В камере провели еще двое суток, а ночью третьих всех вывели во двор и построили с вещами. Как оказалось, народу здесь было много больше. В основном военные, человек триста. Напротив конвойный взвод с автоматами наизготовку и собаками на поводках. Со стен свет прожекторов.