Побег из ада
Шрифт:
Лосева признали виновным в причинении потерпевшему тяжких телесных повреждений повлекших смерть, определив наказание – восемь лет в местах лишения свободы. А еще лишили звания майора и правительственных наград. Он рассчитывал на меньшее, по спине зябко прошел холод.
Приговор ясен? – взглянул на осужденного председатель трибунала.
– Так точно, – ответил хриплым голосом.
Вслед за этим конвой вывел Лоева из зала. На прощание Орешкин крикнул, – Прощай комбат! Не поминай лихом!
Доставив в камеру, вызвали очередного по списку, за ним лязгнул дверной засов.
– Сколько дали? – когда присел на лавку, участливо спросил сосед.
– Восемь.
– Лютуют суки, – сказал кто-то.
Остальные молчали, каждый думая о своем. В полдень всех покормили, выдав по открытой банке консервов и ломтю хлеба. Запили теплой водой из жестяной кружки, прикованной цепью к бачку.
Трибунал ударно трудился весь день.
Когда последний подсудимый получил срок (оправданий не было) в решетке окна заблестела первая звезда. Спустя еще час снова загремела дверь, – всем на выход с вещами! – приказал старший конвоя.
Вышли в ночную прохладу, с тощими вещмешками у кого были, погрузились в тот же фургон. Урча двигателем и переваливаясь на ухабах, он выехал со двора на улицу. Спустя полчаса, поколесив по городу, автомашина стала. Донесся скрежет открываемых ворот, проехали еще немного. Скрипнули тормоза
Распахнулась задняя дверь, последовала команда выгружаться. Попрыгали на землю, выстроили у борта. Мутный свет фонарей на высоких стенах высветил обширную территорию с кирпичным, в четыре этажа зданием, еще какими-то строениями и высокой, наполовину разрушенной трубой.
Доставивший конвой по списку передал осужденных новому. Тот с автоматами наизготовку погнали к входу.
Внутри оказалась настоящая тюрьма: с решетчатыми дверьми меж переходами, глухими – вдоль длинного ряда камер и стальной сеткой разделяющей этажи. Пахло карболкой, тухлой капустой и безысходностью.
Осужденных подвели к одной из камер с намалеванным белой краской номером «15» на железной двери. Поставили лицом к стене. Внутренний охранник провернул ключ в замке и отодвинул засов, – пошел по одному!
Лосев шагнул за порог первым.
Сделав несколько шагов осмотрелся. Камера с серыми стенами и потолком освещенная двумя лампами, забранными ржавой сеткой, уходила вдаль. По сторонам в два яруса высились нары, оттуда доносились голоса.
– Майор! Вот так встреча! – раздалось с ближних, и в проход спрыгнул Трибой. Обнялись.
– Не оправдали? – отстранился.
– Куда там, – махнул рукой Лосев.– Дали восемь лет, поперли из партии и лишили звания с наградами.
– М-да, – почесал затылок танкист – Но ты не бери в голову. Я получил десять.
– Что-то больно много.
– Да понимаешь, в одной из раздавленных машин, которые тоже отобрали, дрых часовой. Его тоже всмятку. Так что кроме уничтожения военного имущества добавили неумышленное убийство. Ладно, Никола, давай со мной. У нас тут своя компания.
Влезли на второй ярус.
Скрестив босые ноги, там сидел его лет скуластый азиат с рысьими глазами и в выцветшем х/б*, рядом лежал, закинув руки за голову, здоровенный моряк в тельняшке. Чуть старше. Позади висели черная фуражка с кителем и еще что-то.
– Знакомьтесь ребята, мой приятель. Сидели в одной камере на следствии, – похлопал Лосева по плечу Трибой.
– Моя Василий, – протянул азиат жесткую ладонь.
– Николай, – пожал ее Лосев.
– Алексей, – приподнялся моряк. – Держи, краба.
Положив у стенки вещмешок, Лосев уселся на доски. Разговорились.
Как оказалось, моряк был мичманом (фамилия Громов) командовал бронекатером. При штурме Бреслау они высаживали десант и поддерживали его огнем с Одера. Когда же крепость пала загуляли и устроили речной круиз. В результате катер налетел на бетонную опору моста и затонул вместе с мотористом.
– Ну, мне и впаяли семерик*. Чтоб служба раем не казалась, – закончил свой рассказ Громов.
– Водка надо пить меньше, – назидательно изрек Василий, прихлопнув ползущую по доске вошь.
– А у тебя что за история? – спросил у него Лосев. – Ты вроде казах?
– Зачем казах? – сделал обиженное лицо. – Я удэге* с Амура. Слыхал про такой?
– Как же. Доводилось.
– Был охотник-промысловик, жил в тайге. Потом вызвали в район. Начальник сказал, иди на войну. Пошел. Служил снайпером, убил много немцев.
– Так уж и много, – незаметно толкнул Лосева ногой Трибой.
Удэгеец скосил на него глаза, расстегнул карман гимнастерки и протянул майору сложенный в несколько раз газетный лист.
Развернул. На серой, вытертой по сгибам бумаге, четкий снимок. Василию с двумя орденами на груди и винтовкой на плече жмет руку генерал. Ниже пара строк, где сообщалось, командующий пятой гвардейской армией генерал-полковник Жадов поздравляет лучшего снайпера, ефрейтора Василия Узалу с очередной правительственной наградой.
– Не слабо, – аккуратно сложив, вернул. – Ты случайно не однофамилец Дерсу Узалы* из книги?
Повесть об этом следопыте, весьма популярную до войны, Лосев читал в школе.
– Зачем однофамилец? Внук, – спрятав в карман газету, застегнул пуговицу.
– Так за что же попал сюда? – снова спросил Лосев.
– Несправедливо, – вздохнул Василий. – Тогда, – ткнул пальцем в карман, – генерал на прощание сказал. «Как только кончится война, солдат, возвращайся домой и бей соболя. Стране нужна пушнина». Я запомнил.