Побег из Фестунг Бреслау
Шрифт:
– Он прямо так действует тебе на нервы?
– Прямо так. Но это последние его три дня. Мой информатор выставил его в качестве легкой цели.
Крупманн налил себе коньяку из бутылки, извлеченной из ящика стола. Предложил и Шильке, но тот отказался жестом руки. Уж слишком он был занят собственными мыслями, чтобы выпивать.
– И как ты его схватишь?
– А не слишком ли ты много желаешь знать? Займись лучше этими обычными убийцами от произведений искусства, хорошо?
Жаль, что он не прибавил "простак" или прямо "лейтенантишка". Но Шильке уже привык к хамству гестапо. Государство в государстве. Наилучшие, наигениальнейшие и эффективнейшие. Организация богов, которая, правда, на самом старте совершила кардинальную ошибку, презрительно относясь к конкурентной организации и делая из нее своих самых заядлых врагов. Ведь крипо вовсе не намеревалось прощать унижения.
Шильке легко поднялся с места и подхватил со стола тяжелую папку.
– Ладно, я уже чувствую себя призванным к делу, связанному с убийствами и произведениями искусства.
Крупманн кивнул.
– Быть может, кто-то наконец решит проблему: то ли это Отелло убил Гамлета, то ли Король Лир! – бросил на прощание Крупманн.
– О, Боже! Так театральные пьесы тоже воруют?!
Штаб-квартира уголовной полиции находилась неподалеку. Шильке даже не нужно было накидывать шинель. Внутренним переходом пользоваться он не хотел, у него была строго определенная цель – боковой вход, боковая лестница, как можно больше осмотрительности. Дорогу в архив он знал превосходно, но еще лучше – одну из архивисток, миленькую Риту Менцель, благосклонность которой он давно уже старался завоевать. К сожалению, со средним успехом. Пока что он достиг уровня близкой дружбы с надеждой на развитие отношений в будущем.
– Приветствую тебя, прекраснейшая Рита, госпожа моих снов, сердца и мыслей!
– воскликнул он уже от двери, поскольку девушка была сама в громадном, заваленном актами помещении.
– Привет, красавчик-следак, - усмехнулась та. – В последние слова, кстати, не верю.
– Во что? – не понял Шильке.
– В то, что кто-либо может быть госпожой твоих мыслей. Уж слишком хорошо они отрегулированы своим единственным повелителем, то есть – тобой.
– Но это означает, что в остальное ты поверишь?
– Нуууу… - спустила та взгляд, изображая из себя невинную студентку. – Может и поверила бы, если бы…
– Если бы я пригласил тебя сегодня на шикарный ужин в какое-нибудь романтическое местечко?
Вот сейчас девушка глянула более трезво.
– Но после ужина ты без всякого отвозишь меня ко мне домой. В МОЙ дом, - подчеркнула она. – Перед дверью целуешь, я машу тебе платочком, а ты уходишь в темную и морозную ночь. Сам.
– Жестокосердная!
У Риты имелся богатый репертуар различных взглядов для различных случаев. Сейчас ее глаза были едва видимы за завесой непослушной челки. Рита прекрасно понимала, какое впечатление она производит на мужчин. Но она еще не до конца понимала, в чем суть этого огромного и странного мира. С головой, до краев заполненной историями из детских книжек, она метала о том, чтобы сделаться великим детективом. Девушка закончила соответствующие курсы и добилась своего. Попала в уголовную полицию. В архив. Ну в Шильке искусно пользовался ее неисполненными мечтаниями стать крутой полицейской. Абстрагируясь от того, что она ему страшно нравилась, так что еще немного, и он бы влюбился в Риту по-настоящему.
– И в чем я могу тебе помочь, зазнайка?
– Твой Мишутка-Зазнайка сейчас просто побитый мишутка, и требует, чтобы его пожалели и успокоили.
– Ой, - озабоченно защебетала девушка. – И кто же тебя обидел?
– Я тут был у ваших коллег, рядом, - Шильке головой указал на соответствующую стенку. – У тех чернявеньких, у которых краска с потолка отпадает, поскольку они же оцарапали ее носами.
Рита усмехнулась.
– И кто же тебя так досадил? Неужто, тот твой коллекционер земных ценностей?
Шильке положил перед Ритой толстую папку с надписью "Совершенно секретно" и печатями гестапо.
– Я получил весьма странное дело. И это от них.
Та удивленно подняла брови.
– Хм?
– Именно так, как думаешь. Вроде бы как и ничего, речь идет об обычных кражах произведений искусства, но кто-то считает, будто бы это дело политическое, прямо скажем – военное, и замазывает в это болото еще и Абвер.
Девушка, соглашаясь, кивнула. Никто не мог бы судить, что это нормальная процедура. Какая связь между контрразведкой и произведениями искусства? Даже разворовываемыми в массовом масштабе. Рита тоже почувствовала тонкую вонь внутренних розыгрышей. Кто-то отдал приказ, кто-то чего-то хотел. Вопрос: чего?
Шильке начал врать:
– В бумагах появляется фамилия Холмс. И я даже и не знаю… Может быть вам тут известно, кто имеется в виду? Какой-то преступник?
Рита пожала плечами. Почему бы и нет? Фамилия была ей хорошо известна по чтению в детстве и явно ее возбуждала. Она запустила суперсовременное американское устройство для пробоя карт. Янки, а конкретно фирма IBM, продали его Германии перед самой войной именно в Бреслау. Устройство было предназначено для учета осужденных на смерть евреев. Но оно же прекрасно годилось для целей архивистов. H-O-L-M-E-S: набрала Рита на клавиатуре. Что-то зашумело и защелкало. Через несколько секунд у нее в руках уже была перфокарта. Девушка подошла к другому устройству и сунула карту в считывающее устройство. Теперь треск был более громким. Но уже через мгновение в руке у нее была фишка с распечатанным текстом. Рита ненадолго скрылась среди полок, нафаршированных толстенными паками с документами. Не прошло и минуты, как она вернулась с папкой в руке.
– Холмс. – Рита умело развязала тесемки, положила папку на стол и начала перелистывать бумаги. – Холмс… Готовься у ужасному удивлению, зазнайка.
– Превращаюсь в слух.
– Этот твой похититель произведений искусства вовсе не является вором. Это агент польской разведки, парашютист, сброшенный русскими за линию фронта где-то с год назад. Крипо вынюхало очень мало после какого-то покушения на Центральном Вокзале. Но довольно быстро оказалось, что то было не террористическое покушение, речь шла о ликвидации кого-то по-настоящему важного.
– Кого?
Рита усмехнулась, неприлично, по-лисьи искривив губы.
– В документах кто-то замазал фамилию черными чернилами. Может, в знак траура, - с издевкой предположила она. – Этот черный цвет как будто бы немного соответствует серьезности похорон.
И очень тихо, самими губами, она произнесла: "Пауль Лиске". И прибавила, все так же беззвучно: "Это была казнь".
Шильке тут же все понял. Пауль Лиске, начальник отдела "Иностранные Армии – Восток", а точнее, отдела, который занимался разведкой этих армий. И действительно казнь, похоже, он узнал нечто такое, что должно было оставаться тайной. А то, что в результате взрыва бомбы погибло полтора десятка невинных немцев? А почему это должно было волновать польскую разведку? Несколькими немцами меньше – и замечательно. Шильке помнил это дело, пережевываемое на совещаниях в качестве примера плохой координации работы различных служб.
– Что-нибудь еще мы о нем знаем?
– Не знаем, - тут же отрезала Рита. – Дело тут же забрала у нас одна малоприятная организация.
– Гестапо?
– Нет. Твой родненький Абвер. – Девушка симпатично улыбнулась. – А вот про то, что у вас потом черненькие забрали, можешь спрашивать только у политиков высшего ранга.
Ну и влипли. Ну и болото. Тем не менее, информация была конкретной. Кое-что о Холмсе должно было иметься в архиве его собственной организации.
– Я тебе ужасно благодарен.