Побег к смерти
Шрифт:
Ни то ни другое не приблизит меня к разгадке тайны Деборы Бранд и Холлидея и не обеспечит мне безопасность в дальнейшем.
Нет. Плохо ли, хорошо ли, но я буду действовать один. Только теперь я все время буду начеку, буду готов к любой неожиданности. Если мистер Холлидей предпримет что-нибудь еще, он получит от меня сполна все, что заслужил.
Когда мы подъехали к моей квартире, Вера Гарсиа без всякого приглашения зашла ко мне. В данный момент я отнюдь не был расположен к приему у себя головокружительно очаровательной девушки. Мне хотелось побыть одному, еще раз все обдумать.
Пока я возился у двери, вынимая из замка ключ, она, очевидно сгорая от любопытства, влетела в комнату.
— Боже, — услышал я ее возглас. — Какой беспорядок. Вам обязательно нужна женщина.
Я остановился рядом с ней на пороге гостиной и понял, о чем она говорит. Кто-то обыскивал мою комнату. Все ящики стола были открыты. Бумаги разбросаны по полу. Подушки выдернуты из кушетки и тоже разбросаны.
Я поспешил в спальню. Здесь хаос был еще более чудовищный. Все мои костюмы вытащены из шкафа и свалены в кучу на одну из кроватей. Из ящика туалетного стола торчат носовые платки и трусы. Даже чемоданы были сдернуты со шкафа и теперь валялись открытыми на полу. Вся подкладка у них разрезана.
Вместо того чтобы рассвирепеть от злости, меня вдруг охватил ужас. Всего можно ожидать от Холлидея, если только это был Холлидей. В то время как один из его подручных шпионил за мной по всему городу, другой ворвался в мою квартиру. Конечно, ему что-то нужно от меня, что-то очень важное.
Я вспомнил серебристые волосы Деборы, вытянувшиеся под зеленой водой сенота. Одна половина моего «я» начала сожалеть, что я не уехал с Айрис в Голливуд, и в этом случае я никогда бы не видел Юкатана. Но другая половина — та, что буквально задыхалась от бешенства, — настойчиво твердила мне, что я должен бороться за дело Деборы. Теперь я начинаю на собственной шкуре понимать ее состояние, и мне стало искренне жаль ее. Это было слишком жестоко для девушки в двадцать лет. Я вспомнил прикосновение ее юных губ к моим. Я не буду чувствовать себя счастливым до тех пор, пока не сделаю что-нибудь жестокое с человеком, который сбросил ее в сенот.
В спальню вошла Вера. Я слышал ее голос, визгливый от негодования:
— Что случилось? Это не просто беспорядок. Грабеж? Нет? Они избили вас. А теперь ограбили?
Она подошла ко мне, взяла меня за руку и посмотрела мне в глаза.
— Что с вами происходит? Почему за вами сначала следили, потом избили вас и ограбили? Может быть, вы иностранный шпион? Да? Или крупный гангстер?
Я не собирался посвящать ее во все подробности. Пожалуй, еще слишком рано искать себе союзников.
— Насколько мне известно, — сказал я, — я просто обыкновенный турист.
— И вы не понимаете, почему вас избили и ограбили?
— Нет.
Она направилась к телефону.
— Мы позвоним полиции.
— Нет.
— Почему нет?
Я улыбнулся.
— Потому что…
Она внимательно посмотрела на меня.
— Тогда вы лжете. Вы все понимаете. Это большой, большой секрет. Нельзя звать полицию.
Я должен был знать, что она слишком умна и слишком назойливо любопытна, чтобы мне удалось обмануть ее. Я взял ее руку.
— О'кей. Это большой секрет. Мое личное дело. А теперь как насчет того, чтобы помочь мне привести в порядок все? И установить, что у меня стащили?
Она была столь же послушна, сколь и умна. Она больше не задавала мне никаких вопросов и принялась смиренно помогать мне в уборке. Сначала мы убрали гостиную, потом спальню. Как я и ожидал, ничего не было взято, насколько я мог заметить.
Смиренное поведение Веры продолжалось до тех пор, пока она не нашла фотографию Айрис, которая была выброшена из рамки. Она подняла ее и принялась рассматривать сверкающими глазами. Повелительным тоном она спросила:
— Кто это? Эта красивая женщина?
— Моя жена, — сказал я.
Она круто повернулась и с укором посмотрела на меня.
— Вы женаты?
— А кто я такой, по-вашему? Как вы — богатая вдова?
— Боже! — Она швырнула фотографию на туалетный стол с чисто русской неспособностью скрывать свое раздражение. — И всегда так. Всегда, как только встретишь настоящего мужчину, его уже успела забрать какая-нибудь дешевенькая.
— Осторожнее с существительным.
— А мне плевать на существительные!
— Да, но мне не плевать, — сказал я. — Вы грубая, невыдержанная и obstzeperous.
Она заморгала:
— А что такое obstzeperous?
— Гадкая, — сказал я.
— Пуфф. — Она пожала плечами и бухнулась на кушетку. — За это дайте мне выпить.
Он надула губки, как маленькая девочка, и злилась, как шершень. Я подумал, что, в сущности, она очень милая. Я налил ей кубинского рома и, оставив ее одну, пошел в спальню, чтобы снять с себя этот индейский комбинезон. Пока я принимал горячий душ и одевался, я все время думал о Холлидее.
Когда я вошел в гостиную, Вера допила ром, сняла с себя казацкую шапочку и лису и теперь а экзотической позе лежала на кушетке и курила. Вспышки ее характера, очевидно, были столь же быстротечными, сколь и буйными. Она уже была в отличном настроении и, увидев меня, засмеялась заразительным смехом.
— Ах, теперь он опять красивый, этот женатик. — Она похлопала по краю кушетки. — Идите. Сядьте во мной.
Я все еще думал о Деборе и Холлидее. Я сел. Она нежно погладила мою шишку над ухом.
— Она уже лучше? Да? Меньше стала? Вам очень больно?
— Нет, не очень.
Она была совсем близко. Ее колени прикасались ко мне. Она прелестна и, очевидно, столь же сексуальна, как француженка в старинной альковной комедии. А я в это время думал о Холлидее и о том, что, по его мнению, может быть у меня. Вероятно, что-то очень маленькое, чтобы носить с собой, но, вероятно, не такое маленькое, чтобы поместить в бумажнике. Бриллиант? Трудно поверить, чтобы Дебора участвовала в краже и перевозке через границу драгоценных камней. Может быть, это какая-нибудь ценная реликвия инков? Поскольку отец Деборы археолог в Перу, это предположение имеет определенный смысл. Но какая именно реликвия инков может быть достаточно маленькой? Бриллиант? Опять я вернулся к бриллиантам.