Побег к смерти
Шрифт:
Жизнь била из нее неудержимым фонтаном, как жар из пылающего камина. Она казалась мне чудесным лекарством против уныния кладбища.
Но она не разрешала проблему юноши в светло-голубых джинсах. Но, пожалуй, надо все-таки что-нибудь с ним сделать. Он начал надоедать мне. Время от времени, стараясь делать это почти незаметно, я оглядывался. Он продолжал идти вслед за нами. Один раз, когда я оглянулся, Вера, как обезьянка, повторявшая мои движения, тоже оглянулась. Через некоторое время, когда я остановился под предлогом рассмотреть памятник, она вдруг сказала:
— Вы нервничаете?
Я удивился ее проницательности. Я не собирался доверять ей все то малое, что мне было известно об этом парне, однако вряд ли можно было отрицать такое явное преследование.
— Кажется, так, — сказал я.
— Ах, эти мексиканцы. — Она сердито сверкнула глазами. — Я все устрою.
Она резко повернулась и помчалась к парнишке. Добравшись до него, она разразилась таким потоком слов, от которого даже он, кажется, немного струсил. Один раз он помахал перед ее глазами клеткой для птиц, но Вера Гарсиа с чисто русской непринужденностью потрясла перед его носом кулаком, и парень поспешил скрыться.
Когда она вернулась ко мне, она глубоко дышала от негодования.
— Клетка для птиц! — воскликнула она. — Он сказал, что шел за нами, чтобы продать нам клетку для птиц. Кто мы такие, по его мнению, спросила я. Два попугая, что нам нужна клетка для птиц?
Она снова взяла меня под руку и улыбнулась своей восхитительной улыбкой.
— Когда меня разозлят, я становлюсь ужасной. Я испугала его. Он испугался, испугался.
Я был глубоко тронут таким бурным проявлением ее негодования, однако ни на минуту не сомневался в том, что я видел этого мальчишку не в последний раз.
Некоторое время мы молча бродили между могилами. И вдруг она сказала:
— Мне надоели покойники. Отсюда я иду в Лос Ремедиос — к гробнице Чудотворной Девы. Каждый год я хожу к ней, прошу дать там, в небесах, моему бедному старичку, моему мужу, красивого ангела. За воротами у меня машина. Вы поедете? Да? Вместе, к чудотворной гробнице?
Это показалось мне отличной идеей. Я снова убью двух зайцев. Прежде всего, я подольше пробуду с Верой, если мне, конечно, удастся благополучно выбраться с кладбища, и, кроме того, я отделаюсь от юноши.
Я проводил Веру по узкой, обрамленной с обеих сторон кустарником тропинке к главным воротам. Если только это вообще возможно, она, пожалуй, болтала еще больше, чем миссис Снуд, и пока мы пробирались по этой тропинке, она буквально утопила меня в потоке не всегда правильно выговариваемых английских слов. Когда мы дошли до площади, на которой стояли памятники героям, я поискал глазами юношу. Но его нигде не было видно.
Его также не было видно и тогда, когда я с трудом протащил Веру сквозь многочисленную толпу за воротами кладбища. Мы прошли мимо груд цветов и пивнушек к машине Веры. Это был сверкающий новый двухместный автомобиль, который я видел сегодня утром на калле Лондрс. Усаживаясь за руль, Вера Гарсиа вдруг увидела колесо обозрения.
— О, большое колесо. Обожаю большое колесо. Вверх, вверх, в воздух. Ну, пойдем на колесо? мы?… — Длинные ресницы благочестиво опустились. — Нет. Сначала мой бедный старичок. Мой
Пренебрегая всеми правилами езды, она сначала лихо подала машину назад, а потом так же лихо стала лавировать в куче маленьких детей и собак. Я старался усесться на сиденье пониже, и все же прежде чем мы уехали, я снова оглянулся.
Юноши и след простыл.
Я почувствовал страшное облегчение и, может быть, несколько преувеличенную благодарность к своей новой подруге. Она оказалась именно тем, что я и предполагал, — довольно пустенькая балерина, однако отнюдь не испорченная натура. Несмотря на напяленные на нее финтифлюшки, в ней была грубоватая твердость. Она была свежая и аппетитная, как стакан парного молока, выпрошенного путешественником у хозяина молочной фермы.
Выехав на главное шоссе, она помчалась с самоубийственной скоростью вопреки всем правилам, через выжженные солнцем луга к серым, покрытым пылью горам, вершины которых маячили на горизонте. Я терпеливо выслушивал ее щебетанье, пока наконец мы не подъехали к огромной мрачной церкви, возвышавшейся на холме. Впереди нее, поддерживаемая высокой каменной колонной, красовалась громадная корона.
— Ах, Корона Чудотворной Девы, — воскликнула Вера. — Мы уже приехали. Быстро я гнала? Нет? Я хорошо вожу машину? Да?
— Как jet propulsion plane.
— Что такое jet propulsion?
— Быстро, — ответил я.
Хотя я никогда не бывал в Лос Ремедиос, я много слышал о нем. Там одна из наиболее почитаемых в Мексике гробниц. Вера поставила машину около неизбежного в таких местах базара, и мы вышли на большую церковную площадь. Индейцы непрерывным потоком входили в колоссальным собор. Несшиеся из собора пискливые звуки органа не могли заглушить рев патефонов-автоматов на базаре.
Мы вошли в высокую, погруженную в полумрак церковь с целой грудой цветов у алтаря. Службы не было, но церковь была переполнена. Все скамьи были заняты. Группы коленопреклоненных мужчин, женщин и детей или забылись в молитвах, или таращили широко открытые глаза на образа богато разряженных святых, перед которыми ярко пылали свечи.
Вера Гарсиа прошептала:
— Гробница сзади.
Мы прошли по проходу и затем через дверь с аркой вошли в заднюю комнату. Она была полна одетых в яркие одежды индейцев-паломников из всех штатов республики. Они толпились, ожидая своей очереди, у подножия каменной лестницы, ведущей к гробнице, в которой лежала маленькая чудотворная фигурка Богородицы. Говорят, эту фигурку привез из Испании Кортес, а ее последующая история, пышно разукрашенная легендами, создала ей репутацию могущественной исцелительницы.
На стенах — сотни наивных рисунков, присланных в знак благодарности от получивших исцеление паломников. На картинках были изображены различные несчастные случаи и болезни, от которых Богородица милостиво спасла их, — кровавые автомобильные катастрофы, больные, с позеленевшими лицами беби в колыбелях, изможденные калеки на костылях.
— Я пойду попросить за моего старичка, — прошептала мне Вера. Она улыбнулась ослепительной, чисто мирской улыбкой и поспешила занять место в очереди жаждущих милостей Богородицы паломников.