Побеги любви
Шрифт:
– Но тогда, как же ты захватишь ее?
Он повернулся и взглянул на нее с усмешкой.
– С десятком людей.
– А, конечно, какую глупость я спрашиваю.
Он дернул ее за руку, показывая, что недоволен ее саркастическим тоном.
– Я планировал подобраться под покровом темной ночи.
– У них есть стража.
– Нет, они не вышлют стражу, если я приеду по делу от короля Стефана, имея письмо с его печатью.
– А ты?
– Что?
– Ты по делу от короля?
– Конечно, нет, – раздраженно отмахнулся он. – Но письмо настоящее. Мне здорово повезло, что я достал его, потому что оно действительно направлено сюда.
– Ты убил гонца?
Он остановился.
– Почему ты вешаешь на меня все грязные делишки, о которых слышишь?
– Нет, не все, только те, на которые ты способен.
Он скривился.
– Какая разница, как я заполучил это письмо. Оно открывает для меня Фулкхест. Или, возможно, я верну им сбежавшую пленницу, – добавил он угрожающим тоном.
Она бы хотела этого. Она должна предупредить тех, кто находится внутри крепости.
Он должен думать, что испугал ее своей угрозой, поэтому она замолчала и не произнесла ни слова, пока они не подошли к другим воинам, оставшимся у лошадей.
Она узнала некоторых из Киркбурга, рыцарей Лионса, то есть людей, которые должны были бы служить теперь брату Лионса, а не Гилберту.
Ровена замерла, когда осознала это. Благословение Божие, они даже не знают, что Годвин умер? Или они слепо последовали за Гилбертом, считая, по неведению, что он имеет право на их службу, поскольку Годвин приказал им это перед тем, как умер?
Да, они должны знать, что Годвин умер, так как Гилберт упоминал, что они заезжали в Киркбург уже после его разрушения. Может быть, они обманываются насчет условий брачного контракта? Но этот контракт уже не имеет силы, поскольку Лионс не смог его подтвердить. И никто не знает об этом, кроме нее, Гилберта, Милдред – и Уоррика. Гилберт, конечно, ничего не сказал им. Скорее, даже намекнул, что будет ребенок.
Интересно, почему он не спрашивает ее об этом? Но вдруг она поняла. Гилберт уже получил то, чего желал, то, чего он добивался посредством ее брака, – войско Лионса. И он замышляет грубый удар против Уоррика, захват его главной крепости и, очевидно, его дочерей. Гилберт близок к выигрышу, и это благодаря ее браку, поскольку теперь он может действовать так быстро, что ребенок уже не имеет значения.
Уоррик… он сойдет с ума от ярости. И Гилберт сможет диктовать ему любые условия, захватив в замке его дочерей, – включая собственную жизнь Уоррика.
Она должна что-нибудь предпринять. Ее не волнует то, что волнует Уоррика, но она помнит его смех, его страсть, и этот нежный поцелуй на прощание, проклятье, она не может подумать о том, что он умрет. И она не хочет, чтобы Гилберт выиграл эту войну.
Ей бы хотелось найти кого-нибудь из людей Лионса, которые могли бы ей поверить, что брачный контракт сейчас уже не имеет силы. Но если Гилберт узнает об этом, он, без сомнения, изобьет ее до смерти. Он даже может убить ее в порыве безумного гнева, и она не добьется своего.
Но все же, что она может сделать? Добраться до крепости или убедить людей Лионса, но так, чтобы Гилберт об этом не узнал, что они не обязаны быть у него на службе.
Конечно, надо попробовать и то, и другое, потому что даже если с Гилбертом останутся только его люди, он все же может попытаться захватить Фулкхест.
Ровена дождалась, пока Гилберт заметит, что она рассматривает его людей.
– И это твоя армия, братец? – невинно спросила она. – Я думала, мой брак принесет тебе больше выгоды.
– Не будь дурочкой. Мое войско спрятано глубже в этом лесу. Через два часа после наступления темноты они двинутся к замку и будут ждать моего сигнала, что ворота открыты.
– Если ты сможешь проникнуть внутрь. Я все же думаю, тебя не пустят. Они очень осторожны. Похоже, он предупредил их, чтобы они опасались обмана, поскольку это ты вызвал его на поединок, а он тебе не доверяет. Фулкхеста нельзя назвать кретином.
– Ты пытаешься оскорбить меня?
– Конечно. Ты думаешь, я забыла, что ты заставил меня сделать?
– Замолчи! – прошипел он, уводя ее подальше от стоящих вокруг людей. – Если у тебя такая хорошая память, припомни также, что твоя мать до сих пор у меня в руках.
Этого было достаточно. Ровена кивнула, чувствуя, как будто громадная тяжесть опять опускается ей на плечи. Как она могла думать, что ей удастся взять верх над Гилбертом? Он всегда выигрывает в сражении с ней, просто зная, что надо сказать, чтобы она почувствовала себя крайней уязвимой и беспомощной.
35
Солнце показалось совсем ненадолго этим утром, а потом небо заволокло тяжелыми дождевыми тучами. Ровена хотела бы, чтобы пошел дождь. А почему бы и нет? Она чувствовала себя настолько несчастной, что ее тошнило. Почему эти мужчины никогда ничего такого не чувствуют?
Только шесть человек из них сидело неподалеку от нее, по-видимому отдыхая. Гилберт послал еще двоих на наблюдательный пост у моста, где они могли считать входящих и выходящих из замка людей.
Этим оставшимся он не приказывал охранять ее. Они видели в ней теперь свою леди, поэтому их долг – охранять ее, что включало в себя и то, что ее нельзя оставлять одну. Но оставаться здесь – означает, что она не сможет предупредить людей, которые ничего не подозревают в неприступном замке Фулкхест.
Он связал ей руки своими угрозами. Пока Гилберт не умрет, ей нельзя делать что-либо вразрез с его планами – если только она не придумает что-нибудь, о чем он не узнает, что это ее рук дело.
Конечно, она может попытаться убить Гилберта. Но тогда его люди скорее всего убьют ее, а она не могла себе позволить такого самопожертвования, нет, не ради человека, который мечтает только мстить ей.
Она могла бы рассказать Гилберту, что Уоррик является тем самым человеком, которого он захватил в Киркбурге. Это, конечно, может разозлить его настолько, что он допустит какую-нибудь глупость, возможно, даже поедет на поединок с Уорриком… Нет, это иллюзия. Гилберт никогда не будет рисковать, он сначала должен узнать, какое войско взял с собой Уоррик, и убедиться, что его собственное войско значительно больше.