Побудь в моей шкуре
Шрифт:
Иссерли посмотрела на него сверху вниз, а он в ответ улыбнулся, продемонстрировав гнилые зубы и испачканный в подливке нос. Но, несмотря на все отвращение, которое он у нее вызывал, она внезапно поняла, что он абсолютно безвреден, что это – просто безвольная рабочая лошадка, раб, то самое средство, которое выбрасывают, как только достигнута цель. Заточенный под землю, Инс вел жизнь, которая была немногим лучше его существования на Территориях. Если быть уж совсем честным, все эти люди на глазах рассыпались на составные части, словно отслужившая свой век техника, как дешевые инструменты, от которых избавляются после того, как работа сделана. Пока Иссерли перемещалась по просторам своих бескрайних владений, они оставались в норах, вырытых под хозяйственными постройками фермы Аблах и залитых тусклым
– Я уверена, что кое-что можно изменить и не дожидаясь визита Амлиса Весса, – сказала Иссерли.
Эта реплика вновь вызвала приглушенное бормотание среди мужчин – ропот импотентов, лишенных всякой надежды на будущее.
– Ходят слухи, что «Весс инкорпорейтед» хочет увеличить нам план поставок, – сказал Энсель. Он ел с тарелки зеленое овощное пюре и запивал его не эззийном, как другие, а питьевой водой. Иссерли с жалостливым сочувствием поняла, что Энсель пытается следить за собой и соответствовать некоторому стандарту. Возможно, все это время он берег себя для нее, сознательно борясь с выпадением меха, который, несмотря на все его усилия, все равно приобрел цвет картофельной кожуры, а фактурой напоминал Иссерли подкладку ее старого анорака.
– Я уверена, что в «Весс инкорпорейтед» будут только довольны, если мы станем работать еще усерднее.
После этой фразы все некоторое время ели в молчании.
«Не надо было тебе сажать в машину этого рыжего водселя», – внезапно снова подумала Иссерли. Не надо, с этим покончено.
Она поморщилась и, чтобы скрыть это, энергично вгрызлась в кусок хлеба. «Не будь такой трусихой», – выбранила она себя. Не пройдет и недели, как все это забудется.
По мере того, как пища убывала, порция за порцией, отдельные компоненты, создававшие запах столовой, исчезали, уступая место однородному духу мужского пота и ферментированного алкоголя. В обычное время такая атмосфера вызывала у Иссерли тошноту, но сегодня она была способна вынести все на свете. Честно говоря, ей даже легче становилось от мысли, что мужчины, которые сейчас сидят перед ней, – это все, с чем ей предстоит столкнуться. Унсер, которого она просто ненавидела после случившегося с ней позора, отсутствовал, а еды уже почти не оставалось. Хилис тоже не попадался ей на глаза: очевидно, ушел сразу, как только выставил пищу на раздаточный стол. И это было Иссерли на Руку.
Задним числом она пришла к выводу, что вообще зря воспользовалась приглашением Хилиса и зашла на кухню. Повар явно пытался познакомиться с ней поближе и вел себя так, словно они с Иссерли были ровней. Но она никому здесь не была ровней – и чем раньше каждый это поймет, тем лучше для него. Что же касается Унсера, то тот, сволочь такая, унизил ее, воспользовавшись беспомощным состоянием. Она мечтала стереть его за это с лица планеты. Так что пусть лучше на глаза не попадается.
Завтрак подходил к концу: часть мужчин уже покинула столовую, другие вылизывали свои миски и кувшины. Но облегчение Иссерли, вызванное отсутствием Хилиса и Унсера, быстро сменилось любопытством – куда это они, интересно, подевались? И только потом до нее дошло, что, возможно, это всего лишь следствие иерархических привилегий, которыми эти двое пользовались. Унсер и Хилис стояли по рангу несколько выше шушеры, заполнявшей сейчас столовую, – поэтому вполне вероятно, что они просто обедали вдвоем в каком-нибудь уютном местечке, да и еду им подавали, вне всяких он мнений, классом повыше. Интересно, чем это они там лакомились? Ей бы очень хотелось знать. Упакованные и запечатанные подносы, которые приходили каждый месяц вместе с обычными продуктами, что там было – серелида и муссанта или же деликатесы, пробовать которые ей не доводилось ни разу в жизни? И почему это, интересно, «Весс инкорпорейтед» передает ей письма через Эссуиса, хотя на самом деле все здесь вертится вокруг нее? Все это мужчины, все это их мелкие интриги! Очень скоро она положит конец этой вопиющей несправедливости!
Иссерли намазала муссантой еще один кусочек хлеба, а затем положила себе вареных овощей из той же миски, из которой их взял Энсель. С этого дня она решила выезжать на охоту только хорошо подкрепившись, чтобы больше никогда не валиться с ног от голода вдали от дома. Даже вспоминать об этом стыдно. Иссерли выпила полную кружку воды и почувствовала, как вздулся ее желудок.
– Мы слышали, что, может быть, приедет еще одна женщина, – выпалил мужчина с заплесневелым лицом, а затем неловко хихикнул, встретившись глазами с Иссерли.
– Я бы лучше на твоем месте помолчала, – пригрозила она ему.
Сморгнув, мужчина с заплесневелым лицом вновь принялся за свой кувшин с эззийном, но Энселя было не так-то легко запугать.
– А если они все-таки кого-нибудь пришлют? – спросил он задумчиво. – Тогда твоя жизнь очень сильно изменится, верно? А то ведь тебе наверняка бывало иногда очень одиноко. Столько работы, а ты одна.
– Я справляюсь, – сказала Иссерли ничего не выражавшим голосом.
– А разве тебе не хотелось, чтобы у тебя была подруга? – упорствовал Энсель.
– Больше ни слова на эту тему, – огрызнулась Иссерли.
Уже через две минуты она стояла на поверхности земли.
Когда Иссерли выехала на шоссе А-9, туман накатывал на дорогу, словно безбрежное море. Видимость на самой автостраде была вполне сносной, но поля на другой стороне уже почти не было видно, силосные башни терялись в белых клубах тумана, а коровы и овцы безразлично позволяли им проглотить себя. Прилив белой мглы лениво облизывал поросшие травой берега автострады.
«Амлис умер бы от восторга, увидев это, – думала Иссерли. – Облака, спустившиеся на землю. Чистая вода, парящая в воздухе, словно дым».
На этой планете есть миллионы и миллионы вещей, которых Амлису, несмотря на всю его красоту, богатство и бесстрашие, никогда не увидеть. Да, на родине он мог считаться принцем, но его королевство выглядит навозной кучей в сравнении с тем, где царит Иссерли. Даже Элита, умело отгородившаяся от худшего, живет, запертая в шикарной клетке: эти люди могут прожить всю свою жизнь, так и не увидев той красоты, с которой Иссерли сталкивается каждый день. Все, что радовало этих людей, подавалось им прямо в клетку: деньги, секс, наркотики, безумно дорогая еда (десять тысяч лисе за одно филе воддиссина!). И все это – только для того, чтобы хоть немного отвлечься от ужасного опустошения, темноты, разложения, которые ждали их за тонкими стенами домов.
А Иссерли принадлежит целый мир, и она одна распоряжается им. То, что происходит в домах, которые под этим огромным небом выглядят крошечными песчинками, не имеет почти никакого значения, потому что сами эти жилища вместе с их обитателями подобны маленьким креветкам, забившимся в пустые ракушки на дне голубого воздушного океана. Ничто из происходящего на земле не могло сравниться в величии с творящимся в небесах. Амлис это видел, он получил возможность несколько часов пожирать изумленным взглядом это небо, но затем ему пришлось вернуться восвояси. Она же, принеся тяжелую жертву, теперь могла всю жизнь безраздельно наслаждаться красотами этого мира.
«Я никого сюда не пущу», – сказала она сама себе.
Вдали она увидела стоявшего на обочине автостопщика, который безразлично махал рукой. Видно было, что ему абсолютно все равно, кто повезет его. Она притормозила, чтобы хорошенько рассмотреть его. За спиной у нее газанула какая-то машина, и водитель, идущий на обгон, нетерпеливо просигналил. Иссерли проигнорировала его. Он может делать все что угодно, только не забирать у нее этого автостопщика прежде, чем она примет решение.
Автостопщик оказался крупным мужчиной, на котором был один лишь костюм, без плаща или куртки сверху. Головного убора на нем тоже не было. Он не был лыс – напротив, вокруг головы развевался венчик седых волос. Он стоял прямо под знаком стоянки, явно пытаясь тем самым вызвать у водителей симпатию к себе: претендуя на их услуги, он заранее позаботился об их удобстве. Больше Иссерли ничего ни рассмотреть, ни понять не успела, в первую очередь из-за того, что за спиной у нее постоянно сигналила другая машина.