Поцелуй победителя
Шрифт:
Потому что Арин не был обычным. Никто не падал вот так за борт и не выживал после этого.
Он чувствовал взгляд девушки, соскабливавшей чешую со свежепойманной рыбы, длина которой составляла половину роста чистильщицы. И другие моряки смотрели на него. Те, кто чинил паруса и смолил такелаж. Те, кто находился ближе всего к нему, опустошая свои мешки.
Пот стекал со лба и исчезал в порошке, рассыпанном по лотку рядом с его босыми ногами. Арин подумал о том (когда порошок будет готов к использованию), какой урон он сможет нанести, и если сможет, то когда порошок взорвется, толика его сущности сгорит вместе с порошком.
Он задавался вопросом, а в порядке ли вещей так думать.
Теперь все мешки опорожнили. Арин отряхнул чёрные ладони. Их нужно было срочно помыть. Он представлял собой ходячую пожароопасность. Ведро с морской водой держали возле грот-мачты. Юноша подошел к ведру, опустил руки в него по локти и плеснул немного воды на плечи, чувствуя, как она заструилась вдоль позвоночника. Как только вода высохнет, кожа зачешется от соли.
— Для утопленника ты неплохо выглядишь.
Арин выпрямился, чтобы посмотреть на капитана, облокотившегося рядом на ванты и наблюдавшего за ним. Арин вспомнил выражение лица этого мужчины во время бури, когда он перелез через перила и уронил себя на палубу, а потом его стошнило морской водой.
— Сколько еще плыть до Пустынных островов? — спросил Арин.
— До Итрии рукой подать, но нам придётся обойти её на большом расстоянии. Значит, дня два-три плыть на юг, обогнув Итрию, и мы у островов. Если ветра будут нам благоволить.
— Думаешь, будут?
— А почему бы тебе их не попросить, вот и посмотрим, облагодетельствуют ли они тебя?
Солнце било капитану в лицо, и Арин не мог понять его выражения. Серьезность его голоса можно было отнести и к сарказму. Арин откашлялся.
— Порох должен высохнуть к концу дня. Курить нельзя. Одна искра и...
— Мальчик, мы пока ещё в своем уме.
Арин потер затылок, кивнул и решил, что разговор окончен. Он посмотрел на море. Зелёное и ослепительное, словно изумруд его матери. Он вспомнил день, когда обменял его, и пожалел, что не смог сохранить. Арин считал, что у каждого должна быть дорогая сердцу вещь, чтобы знать, что ты полностью принадлежишь себе. Он сохранил изумруд в памяти, чувствовал его прохладные грани. Представлял, как держит его на ладони, которую хорошо знал, и задумался, будет ли это правильно, и какие чувства он будет испытывать, когда кто-то другой заберёт то, к чему он привязан всей душой.
Он моргнул, отвел взгляд от горизонта. Арин всегда грезил о море. Представляя то, что спустя какое-то время причинит ему боль.
Даже сейчас.
— О тебе ходили легенды. — Капитан сощурился, глядя на Арина. — Ещё до бури.
Арина смущало то, как люди смотрели на него. Они были преисполнены такой надежды. А он не знал, что на самом деле нужно сделать. Может, когда людям нечего терять, свято место заполняет идея. Арин не был готов к такой идее. Это пустые истории, хотел сказать Арин, но слова, не успев родиться, умерли у него на губах. Ему лучше всего было известно, что будет, если начнешь отрицать своего бога.
— Поцелованный богом, да, — сказал капитан, словно прочел мысли Арина.
Арин ничего не сказал, но под его застенчивостью скрывалось неоспоримое удовольствие.
* * *
Корабль проскользнул между Пустынными островами и бросил якорь к востоку от одного из них, достаточно большого, чтобы спрятать судно от глаз любого другого корабля, который может быть послан из валорианской столицы. Команда ждала.
Арин всё ещё был без обуви. Его ноги оказались слишком большими для нескольких пар запасных сапог на борту. Он изрезал их на лоскуты, обвязал вокруг ног и ходил очень осторожно.
Он попытался пройтись по плану с капитаном, который прервал его пренебрежительным взмахом руки.
— Это не план, а простое пиратство. Не нужно обучать меня этому ремеслу.
Арин опешил.
— До войны геранцы были лучшими на море. Мы разбогатели, благодаря торговле. Мы не были пиратами.
Капитан зашелся неистовым смехом.
* * *
Появился корабль. Он приплыл с запада. Большое судно с двойной батарейной палубой.
С вышки корабля Арина раздался крик. Команда пришла в движение, корабль сняли с якоря, паруса натянули и пустили навстречу валорианскому судну.
Корабль Арина был легче, что делало его более быстрым. Но он был легче ещё и потому, что имел всего одну батарейную палубу. Догнать валорианское судно труда не составило. Абордаж без взрыва не потопит их корабль. Если валорианцы и удивятся, увидев геранское судно, появившееся из-за острова и вставшее на их маршрут, то их удивление не продлится долго. Уже скоро они будут готовы к нападению.
Арин спустился на батарейную палубу. Теперь орудийные порты были открыты, пасти пушек, стоящих в ряд, зияли широко распахнутыми стволами. Арин с командой готовили их к бою. Чёрный порох насыпали в пушечное дуло, потом запихивали туго свернутый кусок ткани до самого конца по стволу досылателем. Следом шло пушечное ядро. Арин сжал его между ладонями, гладкое и тяжелое, а потом протолкнул в пушку. По всем орудиям еще раз прошлись досылателем. Арин зарядил пушку. Оружие развернули и поставили в пушечную таль. Матросы протащили каждую пушку вперед, пока их стволы не высунулись из бойницы и не уперлись в фальшборт.
Арин украдкой выглянул из бойницы. Но корабль ещё не появился на горизонте. Но он, вероятно, ничего и не увидит, пока капитан не выведет их судно борт о борт с кораблем противника, когда их бойницы станут зеркальным отражением друг друга.
Арин отвернулся и увидел серое лицо ближайшего к нему матроса. У него на лбу выступил пот, и сам он дрожал. Матрос выглядел очень плохо. Он не выглядел так, как Арин себя чувствовал. Арину хотелось бы, что матрос мог разделить с ним его чувство: мрачную ненасытность.
Корабль замедлился. Должно быть, они легли на курс валорианцев.
Нервы Арина были напряжены и звенели как струны. Мир был прост. Арин, может быть, и не очень умело с чем-то обращался, может быть, и не раз подвергался суждениям, был недооценен и не понят, сейчас же он находился на своём месте. Возможно, это был его бог, а может, это была обычная человеческая решительность, но его желание сражаться было преисполнено решимости, он словно был сталью, которая жаждала вырваться наружу.
Он подбадривающе улыбнулся матросу.