Поцелуй победителя
Шрифт:
Выражение его лица было трудно прочитать. В горле саднило. Она опустила взгляд на гриву Джавелина.
— Но это и была твоя истинная сущность, — сказал он. — Ты умная, смелая, умеющая манипулировать людьми. Добрая. Ты даже не прикладывала усилий, чтобы скрыть, кто ты есть. А затем я обнаружил, что сам хочу скрыть это. Ведь в этом была привилегия твоего положения, не так ли? Ты вовсе не должна была скрывать, кто ты? С моим же характером — я был обречен. И это правда. Порой, правда сжимает тебя так крепко, что ты не в силах вздохнуть. Я испытывал очень похожее ощущение. Но дело не только в этом, существовала и другая причина, из-за которой мне было больно смотреть на тебя. Ты была слишком привлекательной. Для меня.
Она не знала, что сказать.
— Я пытаюсь быть честным, — сказал он.
— Я верю тебе. Но трудно поверить, что ты хорошо знал меня. Кое-что из сказанного тобой просто не имеет смысла.
— Что именно?
— Получается, что у меня противоречивый характер.
— С чего ты взяла?
— Не думаю, что можно быть манипулятором и добрым человеком одновременно.
Он рассмеялся.
— О, ты это можешь.
Повисла тишина. Джавелин переминался с ноги на ногу.
Арин коснулся её затылка кончиками пальцев. Он обнаружил под платьем на её плече заживший шрам, тонкий и длинный. Кожа, куда попал хлыст, омертвела, но кожа, граничащая со шрамом, была живой и покрыта мурашками. Она была рада тому, что ей больше не приходилось смотреть ему в лицо.
— Ты изменилась, — пробормотал Арин, — и осталась прежней. Благородная и чистая. Я восхищаюсь тобой.
Та дрожь растворилась в страхе. В страхе на развилке пути — пути, маячившем в лесу у них за спиной. Из-за того, что это означало — Арин знал её прежнюю и знал её нынешнюю, и восхищался ею.
Она не просила, чтобы он ею восхищался. Она с подозрением относилась к восхищению.
Кестрел уперлась коленями в бока Джавелина. Арин больше не касался её. Конь направился в стойло.
В тот день Арин больше ничего ей не сказал, за исключением предложения самому вычистить Джавелина. Она согласилась. Ей хотелось побыть одной. Даже когда Кестрел вернулась в дом, она чувствовала себя живой. Пробужденной, непокорной. И эти чувства вовсе не щадили её. Они словно требовали от неё действий. Всё из-за прикосновения, которое, казалось, должно было бы успокоить.
Но не успокаивало.
Хоть день она и провела в тревоге, Кестрел продолжала мысленно прокручивать последнее сильнодействующее мгновение. Она решила, что Арин был полной противоположностью спокойствия.
Глава 14
Арин снова исчез. Он оставил Кестрел записку, в которой сообщалось о его отъезде, но не было сказано ни о причинах, ни о том, сколько он будет отсутствовать. Она предположила, что это как-то связано с войной, и что он не решился что-то объяснить в записке, чем вызвал вопрос — почему он не поговорил с ней, что в свою очередь напомнило, как она вздрогнула от его прикосновения.
Она поняла записку. Но та ей не понравилась.
Она спросила Рошара, где Арин и зачем уехал.
— Любопытство, любопытство, — сказал принц. Тон его голоса был игривым. Но довольно дружелюбным. Однако он чётко и жёстко дал понять, что Кестрел попусту тратит время, пытаясь выудить из него информацию.
Они играли в «Пограничные Земли» в салоне. Окна были распахнуты, приближалось ненастье, но дождь еще не начался. Тучи заполонили горизонт. Ветер всколыхнул занавески, повеяло сыростью. Рошар поворчал, а потом ещё раз, глядя на игровые фишки.
Арин не взял Джавелина. Все лошади остались стоять в стойлах. Она их пересчитала.
Рошар взглянул на темнеющее небо.
— Он в море? — спросила Кестрел.
— Дорогуша, тебе-то какая разница?
— Ты нервничаешь.
— Я нервничаю из-за тебя. Ты меня выводишь из равновесия.
— Я думала, вы воюете. Лучше тебе заняться делами поважнее, нежели здесь со мной играть в «Пограничные Земли».
Он приподнял бровь, но ответил лишь:
— Ходи.
Кестрел сделала свой ход. Было приятно обнаружить, что она помнит, как играть. Что это не составляло для нее никакого труда. Она знала как: играть в игры, играть на фортепиано, ездить верхом, говорить на другом языке. Если и осталось что-то, чего она не знала как делать, — она не осознавала этого.
Вопрос заключался в значениях предметов. Её память была коробкой с игрой, в которой она могла разглядеть доску и знала правила игры, но пока не могла узнать все фишки.
— Кто командует Дакрано-Геранским альянсом? — спросила она.
— Неужели не ясно? Разве я не излучаю бесспорный авторитет?
— Какова роль Арина?
— А вот это, — сказал он ей, — хороший вопрос.
Ветер надул парусом занавеску. Она передвинула инженера, не отрывая взгляда от доски.
— Удивлена, что твой народ поддержал альянс.
Он пожал плечами, раздражительно пробормотав что-то короткое на своем языке.
— Обычно в войне никто не стремится умереть за чужой народ, — сказала Кестрел. — Что именно хочет получить ваша королева от Герана?
— Смертельное небольшое изобретение Арина для начала.
— Оно у вас уже есть. Он отдал вам чертежи.
— Империю нужно держать в страхе. Если они оккупируют полуостров, то это только вопрос времени, когда они возьмут восток.
— Твоя сестра умна?
Он одарил её раздраженным взглядом. Кестрел увидела ответ.
— Значит, она должна желать чего-то большего, — сказала Кестрел. — Арину известно, чего она хочет?
Зеленовато-жёлтые глаза Рошара сузились.
— Арин понимает толк в хорошей сделке. Мы лучшее, что могло с ним случиться.
— О да, определенно. Ты — величайший благодетель. Если ты так переживаешь за его благополучие, то зачем отправил его в море посреди бури?
— Арин сам себя отправил.
Она погрузилась в молчание. Рошар сделал ход.
— Скажи мне, привиденьеце: тебе нравится моя компания?
— Да, — неожиданно для себя самой ответила Кестрел.
— И мне твоя. Я понимаю, почему так нравлюсь тебе: я умен, обаятелен, не говоря уже о том, что я ещё и чертовски хорош собой.
— И не будем забывать о твоём умении наводить лоск.
— Ложь, всё ложь. — Он встретился с ней взглядом. — Причина, по которой тебе нравится моя компания, состоит в том, что ты чувствуешь себя так, как я выгляжу.
— Это не так, — сказала она. Однако, стоило ей вновь взглянуть на его обезображенное лицо, как она поняла, что он прав. Хотя это было правдой только отчасти, Кестрел не знала, как обличить в слова другие элементы того, как она себя чувствует.