Почему исповедуются короли
Шрифт:
Он сказал:
– Когда на карту поставлены судьбы мира, некоторые люди ни перед чем не остановятся. Как мужчины, так и женщины. – Отвесив поклон, Себастьян улыбнулся. – Счастливого пути, мадам.
ГЛАВА 55
С неба стекал последний свет, когда Чарльз, лорд Джарвис, проследовал от Карлтон-Хауса к ожидавшему экипажу.
Недавнее развитие событий премного радовало. Мирные переговоры с наглым выскочкой Наполеоном остались в прошлом, а жадный ничтожный двурушник Вондрей в этот самый момент удирал восвояси, поджав хвост.
Навстречу хозяину лакей проворно открыл дверцу кареты и спустил лесенку. Удобно устроившись на мягком сиденье, Джарвис накрыл колени пледом. Но тут дверца снова отворилась, и виконт Девлин занял сиденье напротив.
– Не возражаете, если проедусь с вами?
– Представьте, возражаю.
Виконт зубасто улыбнулся.
– Я ненадолго. Полагаю, вы уже слышали, что месье Армон Вондрей уезжает из Лондона?
– Да.
– Ваша работа?
– Отчасти.
– Но это вы кого-то послали следить за его дочерью.
Откинувшись на спинку сиденья, Джарвис лишь поднял брови.
Девлин продолжил:
– По мнению Вондрея, именно вы убили Пельтана и Фуше.
– Армон Вондрей продажен и глуп. К чему мне опускаться до такой мерзкой театральщины, когда глава делегации у меня на жалованье?
– Возможно, Пельтан и Фуше угрожали донести на Вондрея в Париж.
– Хм. В таком случае их определенно следовало бы устранить. Однако, по моим сведениям, Фуше, по крайней мере, пребывал в блаженном неведении о предательстве Вондрея. А как вы знаете, мои сведения достаточно точны и обширны.
В окошко кареты Девлин заметил оборванца, перебежавшего им дорогу.
– Вы как-то говорили, что ваш человек следил за «Гербом Гиффорда» тем вечером, когда Пельтан был убит.
– Да.
– Расскажите мне снова, что он там увидел.
Джарвис вздохнул.
– Право же, Девлин, эта ваша одержимость становится попросту скучной.
– Так развлеките меня.
– Ну, извольте. Дайте припомнить… Неопознанный мужчина и женщина под вуалью подъехали в карете. По причинам, которые, несомненно, вам понятней, чем моему информатору, вызванный коридорным Пельтан не пригласил их в гостиницу, а затеял беседу прямо на улице. Собеседники горячились, но поскольку мой соглядатай, к сожалению, не отличается острым слухом, предмет их обсуждения остался неизвестным.
– Что случилось дальше?
– Мужчина с женщиной вернулись к своей карете, покинув Пельтана на тротуаре в расстроенных чувствах. Он так там и стоял, когда подошла Александри Соваж. С ней Пельтан тоже поссорился. Затем вернулся в гостиницу, снова вышел уже в пальто и перчатках, после чего они с Соваж укатили в фиакре.
Девлин наклонился вперед, приоткрыв рот.
– Что? – спросил Джарвис, глядя на него с явным неудовольствием.
– А неопознанные мужчина и женщина? Вы сказали, что они вернулись к своей карете. Когда они уехали?
– Сразу после того, как фиакр увез Пельтана с сестрой.
– Вы уверены?
Ценнейшим достоянием Джарвиса была его безупречная память. Он дословно помнил речи и доклады, давным-давно вылетевшие из головы у всех прочих. На неуместный вопрос он лишь скривился.
– Велите кучеру остановиться, – попросил Девлин.
– Охотно.
Виконт изготовился было спрыгнуть на тротуар, но вдруг замер, уже держась за дверную раму, затем оглянулся и спросил:
– Вам случайно не знаком шевалье д’Армиц, молодой французский эмигрант?
– Шапочно. И?
– Как бы вы его описали?
– Выше среднего роста. Крепкий. Темноволосый.
– Что вам о нем известно?
– Немногое. Он входит в одну из тех эмигрантских свор, которые толкутся возле Бурбонов. Однажды он убил человека, в смысле, не на дуэли. Некий капитан из стражи обвинил Армица в шулерстве, а через несколько часов был найден с ножом в спине.
– Интересно. Он пытался убить меня. Дважды.
– Жаль, что безуспешно, – вздохнул Джарвис.
Но Девлин лишь ухмыльнулся.
* * * * * * * *
Положив руку на всхолмленный живот, Геро стояла у окна в детской и смотрела на темные тучи, сгущавшиеся над городом. За последние шесть месяцев она часто приходила сюда, чтобы проследить за слугами, обустраивавшими комнаты, или потворствуя прежде нехарактерной для нее слезливой мечтательности, а в последнее время еще и в поисках утешительного уединения.
Но сегодня она улыбалась.
Два дня она каждые два часа по пятнадцать-двадцать минут простаивала на коленях. Обзывала себя легковерной дурочкой, но все равно делала это. Досада нарастала, и она уже готова была прекратить бесполезные упражнения, когда вдруг почувствовала, словно гигантская рыба кувырнулась в ней, как в тесной бочке. За последние несколько месяцев Геро освоилась с движениями ребенка внутри себя. И поэтому безо всяких подсказок сразу поняла, что странная рекомендация Алекси Соваж сработала – малыш наконец повернулся, – и теперь шансы благополучно разродиться сильно повысились.
Геро знала, что никто не назвал бы ее кроткой женщиной. Она была горделивой, нетерпимой и упрямой. Но не считала зазорным признать свою ошибку. И сейчас, наблюдая, как угасают остатки дневного света, она думала, что обязана принести мадам Соваж свои извинения и искреннюю благодарность.
Решив велеть заложить экипаж, чтобы отправиться на Тауэр-Хилл, Геро почти отвернулась от окна, но ее внимание вдруг привлек незнакомый мужчина. Он стоял через улицу в тени повозки. Крупный, высокий и широкоплечий, одетый как торговец, в низко надвинутой бесформенной шляпе, из-под которой торчали слишком длинные темные курчавые волосы. В сгущавшемся сумраке его черты трудно было различить. Но Геро показалось, что он смотрит на ее дом с чуть ли не осязаемой злобой.
– Клер, – обратилась она к француженке, которая раскладывала вещи по ящикам комода в комнатке, примыкавшей к детской. – Видите вон того мужчину рядом с повозкой? Он вам не знаком?
Клер Бизетт подошла и встала рядом, держа в руках сорочку.
– Нет. Я никогда его прежде не встречала. А что?
Но Геро лишь молча качнула головой, не желая признаться в дурном предчувствии, для которого не было разумных оснований.
Выйдя из детской, она отправила распоряжение на конюшню, чтобы подали ее ландо, а затем переоделась в прогулочное платье из зеленого гроденапля, отделанное черной тесьмой.