Почтовый круг

Хайрюзов Валерий Николаевич

— Решил, значит, в строители податься? — глянул на него Худоревский. — Я слышал, отец в Рысево перебрался? Чего же ты с ним не поехал?

— Мы в летное решили поступать. Все вместе.

— Вон оно что, — протянул летчик. — Я бы вам не советовал.

30 июня

Неужели все в жизни спланировано заранее? Так почему мне никто не объяснил, зачем я появился на свет и зачем сижу здесь?

Все надо вытерпеть и выбраться отсюда.

Я еще нужен. Особенно сейчас, когда в воздухе пахнет порохом. Эта мысль сохраняет мне силы. Интересно, кем будут мои дети? Ведь я почти не помню своих родителей. Отец погиб в гражданскую, мать умерла от тифа. Вот детдом хорошо помню. Порой приходит мысль, что мне не к кому спешить, никто не ждет меня. Кроме Тамары. Ничего, выкарабкаюсь. Где наша не пропадала.

XIV. Второй прыжок

Перед полетами планеристов вывезли в Усть-Орду. Нужно было сделать два обязательных прыжка с парашютом.

Инструктор, невысокий, похожий на цыгана крепыш, сразу же после приезда разделил людей, часть из них послал за водой, других отправил наводить порядок в палатках. Сережку Жигунова с Васькой Косачевым оставил разгружать машину, нужно было снять и уложить парашюты.

После обеда прикатил еще один автобус. Из него высыпали парни и девчонки из парашютного кружка, которые должны были прыгать вместе с планеристами.

Жарко. Солнце забралось почти на самую макушку, и тени почти нет.

Косачев покрутил по сторонам головой, облизнул пересохшие губы, глянул на Сережку.

— Ты отдохни, — сказал он, — а я схожу посмотрю, кто там приехал. Может быть, Федька прикатил. Так я его сюда притащу. Вместе-то мы мигом закончим.

— Ладно, вали, — согласился Сережка. Он подошел к фляге, прополоскал теплой водой горло, потом заглянул в кузов. Разгружать осталось еще полмашины.

Косачев вернулся минут через двадцать.

— Вот он, герой-стахановец, — тыкая пальцем в сторону Жигунова, громко крикнул он, — смотрите, даже не присел, работает как слон.

Из-за палатки вышел Федька Сапрыкин, а за ним Светка. От неожиданности Сережка выронил на землю парашют.

— А ты как здесь очутилась? — удивленно протянул он.

— Да разве я сама, меня автобус привез, — виновато улыбаясь, быстро проговорила Светка. — Ой, Сережка, как я рада тебя видеть, ты бы знал! Спасибо Феде, взял меня с собой. Ты бы ни за что не взял. Да? Вот Федя — это человек. Настоящий товарищ.

— Да она все сама, — заметил Федька. — Все разузнала и записалась. Мы с ней в автобусе встретились.

— А то как же! Вы разве додумаетесь? Сами прыгать, а мне сидеть, — вновь завелась Светка. — Не выйдет! — И показала Сережке язык.

— Сережка, смотри, смотри, знакомый, — неожиданно прошептал Косачев.

Сережка оглянулся. Прямо к ним через поле, размахивая руками, быстро шел летчик, с которым он познакомился на танцплощадке. Из-под форменной фуражки лихо торчал соломенный чуб.

— Привет, десантники, — приподняв руку к фуражке, сказал он. Заметив Сережку, улыбнулся: — Ну вот, теперь-то посмотрим, на что вы способны. Я вас бросать буду.

— Нас бросать не надо. Мы сами

прыгнем, — сказал Сережка.

— Ну, это кто как, — покусывая травинку, сказал летчик. — Иногда приходится и под зад давать. В прошлом году один вот такой же петушился… На земле бил себя в грудь, а в самолете, когда подошла его очередь, ухватился за скобу. Трактором не оторвешь. В следующий полет посадили с одними девчонками. Думали, мужское самолюбие взыграет. Не прыгнул. Собрал вещички и укатил. Вот так бывает.

— Посмотрим, — сказал Сережка. — Не для того сюда ехали.

— Андрей Петрович, а вы сами, случаем, не боитесь? — спросила Светка. — Отец мне говорил: летать — одно, а прыгать — другое. Я, признаюсь честно, боюсь.

— Надо будет — прыгну, — сказал летчик и вразвалку, походкой бывалого человека, пошел к самолету.

Все молча посмотрели ему вслед. Подождав, когда летчик отойдет подальше, Косачев тихо проговорил:

— Ребята, убей меня бог, но мне показалось: ему не понравилось, что наша Светлана по отчеству его назвала.

— Правильно сделала, — улыбнулся Сапрыкин, — начальство уважения требует.

Косачев поправил воображаемую на голове фуражку, выпятил грудь.

— Бросать вас буду, — передразнил он летчика. — Как там у вас с запасным бельем?

— Перестань, Васька, кривляться, — одернула Косачева Светка. — Андрей — парень неплохой, отец его хвалит. Но порисоваться любит — хлебом не корми. А мне такие не нравятся.

И Сережка почувствовал: последние слова она сказала только для него, мол, не думай зря, не ради него я сюда приехала.

— Ну что рты разинули, — улыбнулся Сережка. — Помогайте. Как раз каждому по парашюту осталось.

Вечером они вновь собрались все вместе. Жара наконец-то спала, воздух посвежел. Очнувшись от сонной дневной одури, вновь застрекотали кузнечики. Между палаток, осмелев, носились воробьи.

— Если бы я не была девчонкой, то я бы обязательно пошла в летчики, — говорила Светка. — Все самой посмотреть, потрогать хочется.

— Летчики мало живут. Чуть отказал мотор, и все — крышка, — заявил Васька Косачев. — Парашютов-то им не дают.

— А правда, почему не дают? — простодушно спросила Света. — Я бы всем выдавала: и летчикам и пассажирам.

— Тогда нужны были бы и грудные парашюты, — ответил за Косачева Федька. — Вон, слышала, здоровые парни и то не все решаются. А ты хочешь, чтоб старики и дети прыгали?

— Страшно, — согласилась Светка. — Я бы хорошим людям все парашюты отдала, а плохих бы без них выбрасывала.

— Это другое дело, — одобрительно прогудел Сапрыкин. — Знайте, ребята, у меня такая мысль. — Федька помолчал немного, опустил голову, тихо произнес: — Я отца хочу разыскать. Надоело мне выслушивать всякую ерунду. Мол, твой родитель чуть ли не за границу улетел. Я недавно с Глухаревым разговаривал. Он на гидросамолетах летал. Так вот, он моего отца хорошо знал. Говорит, надо искать между Гольцом и Леной. Где-то там они упали. Честно говоря, я и в авиацию из-за отца решил пойти. — Федька неожиданно замолк, затем хлопнул Сережку по спине: — Пошли спать, завтра рано подниматься.