Почтовый круг
Шрифт:
Метров через триста распадок расширился, впереди был белый занавес. Я понял, что вышел на водохранилище. Слева проступал темный козырек берега, он круто лез вверх, в ненастное небо.
Березовый хребет, тотчас же угадал я. — До Холодных Ключей двадцать пять километров. Пешком, по такому снегу, едва ли к утру дойдешь. А это ближайший поселок. Нужно было что-то делать. Но что?
Я знал, нас будут искать, может быть, уже ищут, но это мало успокаивало. В такую погоду из дома выходить опасно, не то что лезть куда-то в тайгу. Может быть, Лешка был прав, когда не соглашался лететь в Дальнюю Мую, пострадавших могли отвезти в райцентр на машине. Я представил переметенную снегом дорогу, наледи, тряску по кочкам, всего этого ребятишки могли не вынести. Нет, нет, все правильно. Нужно было лететь. Кто знал, что все обернется так скверно.
«Надо слушать по рации эфир… Может, нас вызывают, может быть, уже летает поисковый самолет». Прикрывая лицо от снега воротником, я повернул обратно.
Возле самолета лежала куча сушняка, от самолета в сторону леса рваной канавой шел след.
Я поискал глазами Лешку, затем забрался в кабину, зажег спичку. Побелевшие от холода и боли, со всех сторон на меня смотрели ребятишки. Тонкая металлическая обшивка самолета была плохой защитой от мороза.
«Что же вы наделали», — угадывалось в каждом их взгляде.
— Дяденька, холодно, — пожаловался кто-то из темноты.
Сзади зашевелился шофер, приподняв голову, сказал:
— Старший в лесу. Костер разводить хочет. Он тут без тебя по радио хотел поговорить, да аккумуляторы у нас сели.
Снаружи затрещали ветки, Лешка приволок огромную сушину. Он бросил ее на кучу, сухо хрустнули нижние ветки. Лешка стал топтать снег, подготавливать место для костра.
«А что, если порулить по водохранилищу, — резанула меня шальная мысль, — через двадцать минут будем в Холодных Ключах». В другое время, если бы кто сказал об этом, я бы, наверное, только посмеялся. Но сейчас схватился за нее как за соломинку.
Лешка выслушал меня молча, загорелся глазами, быстро спросил:
— Винт не забьем?
— По склону вдоль реки идет заброшенная дорога. Кустарник там мелкий, снегом замело.
— Рискнем, другого выхода нет, — сказал Лешка и добавил тихо: — Аккумуляторы у нас слабые, придется ручкой запускать.
Добрецов забрался в кабину, я на ощупь нашел на передней стенке рядом с дверью в пилотскую кабину ручку, вставил ее в храповик, опустился на колени, стал потихоньку раскручивать стартер. Медленно, очень медленно стронулось с места железное нутро стартера, надсадно завывая, винт стал набирать скорость. Я весь превратился в сгибающийся и разгибающийся механизм. Но двигатель чихнул несколько раз и смолк. Выждав немного, мы повторили запуск. На этот раз даже не было вспышки. Не везло нам в этот день — хоть плачь.
— Дай-ка я попробую, — вылез из кабины Добрецов. Мы поменялись местами, Лешка раскрутил стартер, я включил сцепления, пошуровал сектором газа. Лопасти покрутились немного, дернулись, и все стало на прежнее место.
— Вот сволочь, — выругался Лешка. Он снял шапку, вытер вспотевший лоб. — Наверное, топливо перезалили.
Я выбрался наружу, подошел к носу самолета. Подлез под нижнюю лопасть, стал толкать ее против хода. Лопасть врезалась в плечо, хрустнуло в позвоночнике.
В училище, курсантами, мы крутили винт группой. Здесь же пришлось одному.
— Давай в кабину, раскручивай. Я аккумулятором помогу, — высунулся из форточки Лешка.
Я оставил винт, забрался в самолет, отыскал в темноте злополучную ручку, стиснув зубы, толкнул ее от себя. Руки заломило от боли, на губах появился металлический привкус.
— На тебе, на, на, — хрипло выдавливал я из себя скопившиеся отчаяние, злость, боль.
Лешка выждал некоторое мгновение, включил сцепление. Самолет дернулся, мелкой дрожью заходил под коленями пол, тугим потоком хлынул в железную кабину дробный стук мотора.
— Ну, миленький, не останавливайся. Давай запускайся, — хватая ртом холодный воздух, молил я.
Мы осторожно стронулись с места, сползли к речушке, отыскали фарами заброшенную дорогу и, объезжая деревья, кусты, заскользили вниз по распадку. В одном месте самолет не удержался на дороге, стал боком сползать к речке. Лешка вывел мотор на взлетную мощность, хвост самолета прошел над обрывом.
«Пронесло», — мелькнуло в голове. Что и говорить, мы рисковали самолетом, но у нас не было иного выхода. Несколько раз мы останавливались, я выскакивал наружу, рубил деревья.
Вскоре вырулили на водохранилище, самолет пошел ровно, слегка покачиваясь на застругах.
Я видел — Лешка повеселел, расслабился, обернувшись в грузовую кабину, крикнул:
— Потерпите, скоро будем на месте!
Впереди проступило слабое пятно, в свете фар показался вмерзший в лед катер. Я узнал залив, через который ходили в поселок. Мы взяли немного правее, выползли на бугорок и мимо елок, которые на аэродроме воткнули вместо бакенов, зарулили на стоянку. Прибежал начальник аэропорта. Вытаращив глаза, он посмотрел на нас, начал почему-то оправдываться.
— После вашего взлета отключили электроэнергию. На подстанции авария случилась. Рейсовый самолет сраму же улетел. Мы здесь думали, вы в Муе остались ночевать, дозвониться тоже не могли. Потом смотрю, самолет по полосе рулит. И как вы только сели в такую погоду!
Лешка усмехнулся, достал папиросы, жадно затянулся.
— Из города звонили? — спросил я начальника.
— Нет, ничего не было. Я же вам сказал. В потемках сидели, связи никакой.
Вскоре из поселка приехала «Скорая помощь». Мы помогли снять больных, зачехлили самолет и пошли в гостиницу.
Уснул я не сразу. Из темноты проглядывали белые, как халаты врачей, занавески, где-то за стеной постукивал дизель, питающий аэропорт электроэнергией. Он-то и убаюкал меня. Ночью снилось, будто у нашего самолета отказал двигатель. Сквозь сон услышал, как громко заскрипела дверь. В комнате появился Сережка — сын начальника аэропорта Елисеева. Придерживая рукой наползавшую на глаза шапку, он торопливо крикнул:
— Вам там из города звонят.
Я вскочил с кровати, бросился к стулу, торопливо натянул комбинезон, рванул язычок «молнии» и не удержал ее в пальцах. Руки вдруг ослабли, сердце не поспевало за мной — рывками набирало обороты.