Почтовый круг
Шрифт:
— Не сложнее, чем сюда добраться…
Хохлов засмеялся, заулыбалась и Галя, вытерла глаза платком, стала рассказывать:
— Сама я из Омска. Семья у нас обыкновенная, как у всех. Два брата старших. Один на целину ездил, другой штурманом на сейнере плавает. Только я нигде не была. А тут такое началось! Включишь радио — БАМ, газету возьмешь — то же самое. Я как раз в детском садике работала, каждый день одно и то же. «Должна же я где-нибудь себя попробовать», — решила я. Уволилась, взяла билет до Усть-Кута. Дома, конечно, не отпускали. А тут брат, что на сейнере плавает,
Тут кто-то засмеялся: «У нас, говорит, только недавно первая свадьба была. Вот годика через полтора приезжайте».
— Сильно молодой она показалась. Таких обратно отправляют, — уверенно заявил Вася.
— А что, мне теперь обратно возвращаться? — Галя тонкими пальцами сжала носовой платок. В окне возникла голова Петьки Бутакова, и тотчас в других окнах, точно подсолнухи, выросли другие ребятишки.
— Тетя Галя, — позвал Петька. — Пойдемте, я вашу комнату покажу, папка велел.
Утром Бутаков сходил на аэродром, осмотрел полосу и на обратном пути заглянул в пилотскую. Летчики завтракали, Васька жестом предложил присоединиться к ним. Бутаков, помахивая тальниковым прутом, которым отгонял скотину со взлетной полосы, прошел мимо.
Галя была уже одета. Она вскочила, едва начальник аэропорта зашел в комнату. Лицо залилось краской, точно Бутаков нечаянно включил внутри у нее лампу.
— Ну, не раздумала уезжать?
— Нет, — с вызовом ответила Галя. — Я буду работать здесь. Назло всем.
— Хорошо, — усмехнулся Бутаков. — Я вас оформлю аэродромным рабочим. — Он протянул ей прут. — Будете пока скотину с полосы выгонять.
— Я боюсь быков, — замахала Галя руками.
— Тогда езжайте обратно!
Как гадюку, взяла она прут, склонив голову, вышла из пилотской.
После обеда на стене объявлений Бутаков собственноручно вывесил приказ. Галя осталась на аэродроме. Днем она отгоняла коров, ей охотно помогали дети Бутакова. С ними она становилась веселой, рассказывала разные истории.
Пилотская преобразилась: исчезла грязная посуда, летчики ходили наглаженные, как на празднике.
Бутаков смотрел на все молча, лишь однажды признался Хохлову:
— Женщина, она как бензин, мигом выводит грязные пятна.
С Косачевым Галя не разговаривала. Пройдет мимо, лишь головой кивнет. Васька делал вид, что его это мало беспокоит. С утра он улетал в Усть-Кут. Оттуда делал несколько рейсов в Звездный, возил для строителей продукты, инструменты, обувь. После обеда летал на пожары, вывозил в Шевыкан парашютистов. Каждый раз, подлетая к аэродрому, он отыскивал на полосе Галю. Старался зайти на посадку прямо над ней. И не просто так пролетит, а зависнет неподалеку. Как-то после очередного полета Бутаков вызвал его к себе.
— Вы почему хулиганите? — строго спросил он.
Васька непонимающе улыбнулся, прищурил один глаз, другим, как коршун, сторожил Бутакова:
— Проверял, нет ли на полосе коров. А то попадет какая-нибудь
— Вы же знаете, у нас теперь есть аэродромный рабочий. Еще раз такое повторится, будете сами коров выгонять.
— Согласен. Пиши приказ, — заговорил Васька. Немного погодя он вырубил в лесу огромный прут и пошел на полосу.
— Косачев! — крикнул в окно начальник аэропорта. — Тебе письмо пришло. От врачихи.
— Оставьте его себе, — махнул рукой Васька. Через несколько минут возле пилотской появилась Галя.
— Иван Гаврилович! — крикнула она. — Я пойду загорать. Сменщик пришел. — Она забрала ребятишек и ушла на речку.
Бутаков достал из стола письмо, понюхал его. От него пахло духами.
— Одна уже попала под винт. Каков стервец! — выругался он.
Вечером, когда закапчивались полеты, летчики собирались у Гали. Хохлов приносил магнитофон, сам уходил в другую комнату и читал в микрофон. Она записывала текст на бумагу, он поправлял, и тренировка повторялась снова. Труднее было с аппаратурой. Бутаков не пускал их на вышку, а на пальцах разве многое объяснишь? Туго было и с азбукой Морзе. Пробовали перестукиваться через стенку. Ваську на занятия не пускали. Галя, едва он входил в комнату, путалась, сбивалась с ритма. Хохлов выпроваживал его обратно.
Косачев волком смотрел на Хохлова, покусывал губы, выходил в коридор.
«Зачем все это ей? — раздраженно думал он, — неужели она собирается радисткой работать? Чепуха! Такая долго здесь не засидится, первым же самолетом увезут». Мысль его прерывал торопливый стук в стенку. Тотчас из своей комнаты барабанил Хохлов. «Достукаются так, пожалуй», — злился Васька. По правде говоря, он взял Галю шутки ради, сомневаясь, что из нее получится толк. Увидел в аэропорту симпатичную девчонку с заплаканными глазами. Узнав, в чем дело, решил привезти ее в Шевыкан. «Все веселее будет, а не понравится, увезу обратно». Короткая, как жизнь бабочки-однодневки, была тогда у Васьки мысль. Не думал и не гадал он, что попадет в такое дурацкое положение.
В аэропорту над ним откровенно смеялись, даже Петька Бутаков скалил редкие, как у выломанной расчески, зубы:
— Дядя Вася, пошли коров гонять.
Через несколько дней Косачев привез Марию Федоровну домой. Не стал садиться на вертолетную площадку, а подвез прямо к аэровокзалу. Первыми вертолет окружили ребятишки. Впереди всех Петька. В руках у него букетик красных саранок. Цветы нарвала Галя и наказала ему отдать матери, когда она выйдет из вертолета.
Бутаков принарядился по такому случаю, надел новую фуражку.
Осторожно взял у жены белый сверток, заглянул вовнутрь… Весело блеснул на солнце лакированный козырек фуражки.
— Что-то в последнее время Васька одних девок возит, — смущенно пошутил он, и все заулыбались. К Марии Федоровне подошел Петька, неловко сунул ей цветы. Она присела, расцеловала его, но он вырвался и убежал домой. Вслед за ним двинулись остальные.
— В Усть-Куте командира встретила, — говорила Мария Федоровна, отгоняя цветами назойливых паутов. — Обещал прислать диспетчера. Аэропорт расширять будут.