Под акацией Запада

Жак Кристиан

— Где одежда Аша? — потребовал сард.

— У меня ее нет, — ответил бальзамировщик.

— Что ты с ней сделал?

— Ну… как обычно, отдал стиральщику из северного предместья.

— Где он живет?

— В последнем доме на кривой улице, что у берега канала.

Гигант сард помчался обратно. Он заставлял лошадь преодолевать преграды, пересек сады, стремительно проехал по переулкам с риском раздавить прохожих и, не снижая темпа, повернул в кривую улочку.

У последнего дома он остановил взмыленную лошадь и постучал в окно:

— Стиральщик!

Открыла женщина:

— Он работает на канале.

Спрыгнув с коня, Серраманна побежал к каналу, предназначенному для стирки одежды и грязного белья. Он схватил за волосы мужчину, уже намыливавшего тунику Аша.

На плаще следы крови. На тунике тоже, но с заметной разницей: неуверенным пальцем Аша начертил знак.

— Это иероглиф, — заявил Рамзес, — но как его прочесть, Амени?

— Две протянутых руки, ладони повернуты к земле… Знак отрицания.

— «Нет»… Я читаю так же, как и ты.

— Начало имени или слова… Что хотел этим сказать Аша?

Сетау, Амени и Серраманна были в недоумении. Рамзес думал.

— Перед смертью у Аша было всего несколько секунд, и он смог начертить только один иероглиф. Он предвидел наши выводы о том, что виновником этого, мерзкого покушения может быть только Хаттусили, и я незамедлительно объявлю ему войну. Тогда Аша произнес свое последнее слово, чтобы предотвратить трагедию: «Нет». Нет, настоящий виновник не Хаттусили.

Глава 19

Похороны главы египетской дипломатии были грандиозными. Одетый в шкуру пантеры Ка провел обряд открытия глаз, ушей и рта на саркофаге из золотистой акации, где покоилась мумия Аша.

Когда в некрополе наступила тишина, царь остался один в часовне, открытой снаружи. Он первым выполнил обряд жреца, положив на жертвенник лотос, ирисы, свежий хлеб и чашу вина, чтобы приобщиться к ка своего покойного друга. Отныне каждый день жрец будет приносить подношения и содержать в порядке погребальную обитель Аша.

Моисей ушел за своей мечтой, Аша — в потусторонний мир, круг друзей сужался. Иногда Рамзес сожалел о своем слишком долгом царствовании, усеянном тенями. Как и Сети, Туйя и Нефертари, Аша был незаменимым. Он понимал Рамзеса с полуслова, мог предугадать его желания, верно оценить его намерения, дать дельный совет.

Нефертари и Аша стояли у истоков мирного договора, без их решимости и мужества хетты не согласились бы отказаться от войны. Тот, кто убил Аша, не знал, что значат нерушимые узы дружбы. В последние минуты жизни Аша думал о друге, своей смертью победив ложь и предательство.

Люди переживают горе по-разному: одни пытаются утопить его в вине, другие, чтобы заглушить страдания, предаются счастливым воспоминаниям. Фараон не имел права ни на то, ни на другое.

Видеть Рамзеса Великого в одиночестве, даже если ты его сын и главнокомандующий его армией, было непереносимо. Меренптах пытался сохранить самообладание, зная, что отец, подобно Тоту, взвешивающему человеческие деяния, осудит его за слабость.

— Отец, я хотел сказать тебе…

— Не нужно, Меренптах, Аша был моим другом, а не твоим. Соболезнования не смягчат моего горя. Важен только непреходящий характер ка за пределами физической смерти. Моя армия готова сражаться?

— Да, Ваше Величество.

— Мир скоро сильно изменится, Меренптах, мы должны быть готовы ко всему. От твоей неусыпной бдительности зависит многое.

— Должен ли я понимать, что объявлена война?

— Аша помог нам не угодить в ловушку. Мы могли бы первыми нарушить мирный договор с хеттами. Но мир тем не менее остается призрачным. Чтобы восстановить свою репутацию после поражения при Кадеше, Хаттусили посчитает своим долгом захватить Ханаан и организовать широкое наступление на Дельту.

Меренптах был удивлен.

— Следует… не мешать?

— Он подумает, что мы не способны дать отпор. Но как только Хаттусили перейдет границу Египта, мы атакуем его. На нашей территории хеттские войска будут лишены маневренности.

Меренптах казался растерянным.

— Что ты думаешь о моем плане, сын?

— Он… смелый.

— Ты хочешь сказать: опасный?

— Ты Фараон, я обязан тебе повиноваться.

— Будь искренним, Меренптах.

— Я доверяю, Ваше Величество, я доверяю вам, как все египтяне.

— Будь наготове.

Бывший разбойник доверял своему инстинкту. Он был уверен, что Аша погиб не в боевом поединке с врагом, а сраженный рукой предателя. И тот же самый инстинкт подсказывал ему, что только один человек способен на такое, чтобы ослабить Рамзеса и лишить его ценной поддержки, сейчас такой необходимой.

Вот почему сард расположился у дома госпожи Танит, дожидаясь ухода Урхи-Тешшуба.

Хетт покинул дом в полдень и удалился на вороном коне с белыми подпалинами, предварительно проверив, не следят ли за ним.

Серраманна подошел к стражнику:

— Я хочу видеть госпожу Танит.

Финикийка приняла сарда в великолепной комнате с двумя колоннами, освещенной четырьмя высоко расположенными окнами так, чтобы обеспечить хорошую циркуляцию воздуха.

Прекрасная финикийка похудела, красота ее поблекла.

— Надеюсь, это дружеский визит, Серраманна?

— Пока дружеский, дальнейшее будет зависеть от ваших ответов, госпожа Танит.

— Значит, это допрос?

— Нет, обыкновенная беседа со знатной особой, которая сбилась с правильного пути.