Под чистыми звездами. Советский рассказ 30-х годов
Шрифт:
— А ты напрасно, по-моему, ездил.
— Почему?
— Надо все-таки разбираться в своих знакомствах. Не нравится мне этот Бержере.
— Ну, мало ли кто нам не нравится… До вечера!
Он поцеловал Ирину в нос и беззаботно удрал.
Все, что случилось дальше, напоминало сон. Днем Шамшин заехал к Ляльке, уговорился с нею. Лялька пошла на все с большой охотой.
Ровно в семь вечера к воротам дома подкатили два извозчика. На одном был Бержере, на другом Юсуп. Расплачиваясь, они еще не замечали друг друга. Столкнувшись у калитки, они отпрянули, но делать
— Хитрец! Столкнул!
Шамшин повел их по лестнице.
— Сейчас вы подыметесь на второй этаж и спросите Агнию Николаевну Баринову.
Дали звонок. К дверям никто не подходил. «Сдрейфила!» — решил Шамшин.
— Попробую я, — сказал Юсуп, приподымаясь к звонку на цыпочках. Звонок задребезжал. Наконец Лялька отворила.
Бержере, постукивая тростью, быстро осмотрел переднюю.
Ляльки он не узнал. Она была не напудрена, в глухом черном платье. Шамшин не мог взглянуть ей в глаза. Он давился от смеха.
— Мы желали бы видеть Агнию Николаевну, — сказал Бержере.
— Ее нет… — бойко ответила Лялька.
— Позвольте, нам сказали…
— Она уехала! — перебила Лялька.
— Куда? — Бержере чуть не уронил трость.
Лялька выгнула спину и с озорством лисицы посмотрела на него.
— В Москву!
Шамшин не ожидал такого ответа. Бержере наморщил брови.
— Вы дочка?
— Да.
— Нам бы только посмотреть картины… Покажите их — и все в порядке.
Лялька растерялась:
— У меня нет картин…
— Как нет? — закричал Юсуп.
Лялька покраснела, поймав взгляд Шамшина, и храбро соврала, почти не задумываясь:
— Мама все картины увезла в Москву.
Антиквары переглянулись. Шамшин зачесал в затылке.
— Вы знаете адрес вашей мамаши в Москве? — спросил Бержере.
— Нет.
Антиквары мрачно повернули к выходу. Лялька подмигнула Шамшину и показала ему язык.
Около ворот состоялось совещание.
— В Москву… — сказал Бержере. — Надо разыскать старуху. Собственно, куда ей деться в Москве? Ясно, она будет где-нибудь среди антикваров. Василий Игнатьевич, едемте в Москву. Расходы на мой счет!
Шамшин пробовал сопротивляться. Но Бержере был настойчив.
— Ехать! Иначе упустим. Ясно… Старуха повезла картины на продажу!
— Да! Надо ехать… — сказал Юсуп.
Шамшин испугался.
— Видите, у меня дела…
— Какие там дела? — энергически заявил Бержере.
— Я только вечером сумею вам дать ответ: поеду я или не поеду.
— Вечером? Ничего подобного! Вечер уже сейчас! — Бержере необыкновенно воодушевился. — Вечером мы будем уже сидеть в поезде и пить красное вино. — Он посмотрел на часы: — Поезд отходит через два часа… Я еду на вокзал. Заказываю носильщику билеты для троих. Потом еду домой, забираю продукты и чемодан… и ужинаем мы в вагоне! Пошел… — сказал он, садясь в сани и дотронувшись до плеча извозчика, и уже с ходу крикнул:
— Встреча в вестибюле!
Юсуп сел на своего извозчика. Шамшин остался на Разъезжей.
— Что делать, черт возьми!
Накаленная атмосфера заразила его. Он почувствовал, что иного выхода нет… Или все позорно проваливается, или надо как-то действовать… Он снова бросился на второй этаж, надавил звонок изо всей силы. Лялька открыла.
— Где мать?
— Спит…
— Буди! Некогда спать… Через два часа она едет в Москву.
— Да ты с ума сошел!
— Буди скорей.
На крик вышла в переднюю старуха, седая, напудренная, подстриженная, с подмазанными губами, в прекрасном суконном платье лилового цвета. На руке у нее бренчала золотая браслетка, а на носу торчало маленькое пенсне без оправы, так называемая «бабочка».
— Я не поеду, — сказала она.
Шамшин понял, что старуха все знает. Лялька ей, несомненно, разболтала.
— Агния Николаевна, — сказал он решительно. — Нам уже некогда убеждать друг друга. Я сейчас еду на вокзал, заказываю вам билет у носильщика… Я еду в десять, вы в одиннадцать! В Москве я вас встречаю и устраиваю у своих знакомых.
Все расходы на мой счет.
— Я не понимаю, Василий Игнатьевич, зачем мне ехать?
— Агния Николаевна, вы в Москве все поймете.
— Я не хочу тащиться в Москву неизвестно зачем.
— Как неизвестно? Я продаю картину… Это вам известно?
— Известно.
— Вы владелица этой картины, это вам известно?
— Ну, не совсем…
— Вы с продажи получите десять процентов.
— Василий Игнатьевич, — вдруг важно сказала старуха и высморкалась в маленький кружевной платок. — Простите меня, за кого вы меня принимаете?
— Как за кого? — Шамшин опешил и посмотрел на Ляльку, обращаясь к ней за помощью.
Лялька повела плечами и улыбнулась.
— Я вас очень уважаю, Агния Николаевна, — сказал Шамшин, — но вы сами понимаете, все помимо моей воли так неожиданно обернулось, мои антиквары…
— Мне нет дела до ваших антикваров, — резко перебила старуха. — Я не могу Лялечку оставить без глаза! Это во-первых… А во-вторых: какой мне интерес?
— Я же вам сказал…
— Вы мне ничего не сказали. Что значат ваши проценты?
Пятьдесят рублей, сто, триста… Я ведь ничего не знаю. Зачем я поеду? Я не девчонка, мотаться взад-вперед, неизвестно зачем.,
— Да… — Шамшин вздохнул. — Я об этом не подумал.
— Вы странный человек, Василий Игнатьевич… Как будто не от мира сего! — наставительно произнесла старуха и сняла дрожащее пенсне. — Не желаете ли чаю?
— Благодарю вас, некогда! Агния Николаевна, я умоляю вас…
Шамшин приложил руку к сердцу. Он уже вошел в отру, бес азарта им овладел. Он решил подействовать на воображение.
— Агния Николаевна! Это, конечно, риск. Рискните!
Риск — благородное дело. И вы, может быть, получите несколько тысяч.
Тут он понял, что порет какую-то невообразимую чушь. Растерявшись, он подмигнул старухе. Но пошлых людей сильнее всего убеждает пошлость. Вот почему старуха сперва удивилась, потом задумалась и наконец вопросительно взглянула на дочку.