Под чужим флагом (сборник)
Шрифт:
— Алло? — и Сэм спустил ноги с постели.
— Я думал, что ты умер, — сказал Джинджер. — Я тебя зову минут десять. У меня даже сердце заболело.
— Чего тебе надо?
— У меня чешется спина.
Сэм вылез из теплой постели и принялся чесать Джинджера, а тот говорил ему, как надо это делать, и что кожа у него нежная, и что Сэм хочет его умертвить.
Ночью Джинджер еще три раза будил Сэма: два раза просил пить и один раз справился, сколько, по его мнению, лет доктору.
Сэм притворился спящим и ни на какие крики больного не отзывался.
Утром
— Оно перестало двигаться вперед, — говорил доктор. — Надеюсь, завтра оно начнет двигаться обратно.
Он достал из кармана бутылку с лекарством, сказал, что оно будет стоить шиллинг и, потребовав кусок сахару, дал первую дозу, после чего Джинджеру свет показался в овчинку.
— Я приду опять вечером, — сказал доктор, пряча два шиллинга. — Не давайте ему двигаться… Позвольте, что это?
— Что случилось? — заволновался Сэм.
Доктор осмотрел глотку Джинджера и стал тискать шею Сэма.
Тот побледнел.
— Что?.. Что?
— Мне кажется… гм… заражение крови… Я еще не уверен в этом… Это можно сказать только лишь, когда человеку надо резать ногу или руку.
— А как… как это узнать?
— Это мы скоро узнаем… Я бы вам советовал все-таки разделить компанию с товарищем и лечь в постель. Принимайте эти лекарства, а я зайду вечером.
Он ушел, оставив их в полной растерянности. Потом Сэм стал раздеваться и говорить Питеру, что вся Европа погибнет в самом непродолжительном времени, если такие люди, как Джинджер, будут гулять на свободе, заражая честных моряков.
Весь день Сэм и Джинджер в отсутствие Питера отчаянно перебранивались, при чем Сэм одерживал верх, так как Джинджер боялся за свое сердце, но вечером окончательно успокоился, когда доктор объявил, что ему лучше. Зато Сэм забеспокоился пуще прежнего.
Доктор объявил ему, что зараза у него перешла в печенку и начала там ворочаться.
— Это не опасно, если вы будете меня слушаться. Лежите спокойно, пейте лекарство, и в неделю я вас поставлю на ноги. Но если вы двинетесь или разволнуетесь, я ни за что не ручаюсь.
Доктор еще немного потрепал языком, сказал, что сердце Джинджера возвращается на прежнее место, получил свои монеты и ушел. Питер помялся, помялся, потрогал Джинджера за нос, потыкал пальцем в Сэма и смущенно ушел.
Вернувшись немного навеселе, он начал болтать о том, какое вкусное пиво в новом баре — "докторском", о том, как он рад, что у него печенка в порядке и сердце на месте. И так продолжалось четыре дня.
— Я удивляюсь, как ты тоже не свалился, — говорил Джинджер.
— Свалиться? От пива? Как бы не так!
— Помни о своем сердце, Дик! — предупредил Сэм.
— Ни черта я не верю ни в докторов, ни в лежание в постели, — заявил Питер, ковыряя в зубах. — Думаю, что лучше бы вам обоим вылезти из постелей и проплясать джигу в одних рубашках…
— Помни о своем сердце, Дик, и воздержись…
Джинджер воздержался. Питер ушел и не возвращался до закрытия кабаков. Правда, он разбудил их дьявольским грохотом сапог, но ничего связного сказать не мог и тут же захрапел.
Утром они решили с ним не разговаривать. Питер запустил в Сэма штанами Джинджера и ушел на весь день.
Он вернулся лишь в шесть часов, посмотрел на Сэма и растянул рот до ушей, посмотрел на Джинджера и зажал рот рукой.
— Он пьян! — ядовито сказал Сэм.
— Рехнулся и пьян, — повторил Джинджер.
Питер ничего не ответил, но со стоном повалился на постель и затрясся от хохота.
— Как… как… как твое сердце, Дик? — выдавил он, наконец, из себя.
Джинджер горделиво промолчал.
— А твоя бедная старая печенка, Сэм?
Питер расхаживал но комнате, глядя на двух инвалидов, беспомощно переглядывавшихся, и хохотал до слез.
— Эт… этот доктор… — еле выговорил он, — буф… буфетчик сказал мне…
— Что ты болтаешь?
— Он… какой он к черту доктор? Он — клерк барышника, и вы его больше не увидите. Его сцапала полиция.
В комнате стало так тихо, что слышно было лишь хриплое дыхание Сэма.
— Вы бы слышали, как грохотал буфетчик, когда я ему рассказал о тебе и о Сэме. Сколько денег он у тебя выманил, Дик?
Джинджер ничего не ответил. Он тихонько встал и стал натягивать сапоги и штаны. Потом подошел к двери и запер ее.
— Что ты хочешь делать? — спросил Сэм, одевая носки.
— Теперь мы с тобой посмеемся над Питером, — ответил Джинджер.
Филантроп
Ночной сторож покачал головой:
— Нет, мне никогда не приходилось встречать этих фил… фил… мизантропов, как вы их называете, — благотворителей, словом. А если бы встретил, то уверен, что они бы обжулили меня. Я не хочу сказать, что не верю в их существование, просто мне не приходилось никогда встречать бескорыстных благотворителей. Если вам делают добро, то, будьте покойны, вы за него заплатите с процентами. Я недавно встретил одного иностранца. Мы с ним разговорились о его умершем брате. Он прослезился н в умилении выставил восемь кружек пива. Да. А потом одолжил у меня пять шиллингов и только я его и видел. А вы говорите — благотворители…
Конечно, свет не без добрых людей. Я думаю, что у всех влюбленных есть этакое мягкое, чувствительное местечко, — вероятно, на темени, — но много ли этих влюбленных? Где их найти забулдыге-матросу без гроша в кармане, но с огромным аппетитом?
Доброта, по-моему, только другое название для ловкости, как например, доброта Сэма Смолла к Дику Джинджеру и Питеру Руссету.
Дело началось у них со скандала.
Они только-что вернулись из плавания и наняли втроем славную комнатку в Вэптинге. Первые два-три дня, имея достаточно денег в кармане и не имея никаких забот, они жили душа в душу, прямо как братья дошкольного возраста. По все пошло к свиньям после маленькой шутки, проделанной Джинджером над Сэмом как-то вечером в баре на Попларе.