Под чужой личиной
Шрифт:
Зябко поежившись в тонкой летней куртке, я устремила свой окрыленный взор к небесам, пытаясь разобрать с какой стороны север. Видимо, черта города мало располагала к ориентированию по сторонам света, и я оставила глупую попытку узнать, куда нам предстоит двинуться с рассветом. Хотя, назвать время моего пробуждения зарей даже с натяжкой будет не слишком честно. Особенно по отношению к трудолюбиво кукарекающим с первой зорькой петухам.
Я собралась идти обратно в харчевню, на втором этаже которой мы сняли три небольшие одноместные комнатушки, но, обернувшись, воткнулась носом в явно мужскую грудь. Опасливо
– Тоже раздражает монотонное жевание Рафа?
– Хм, по-моему, от него все посетители не в восторге, – хрипло выговорил Мор, словно выдавливая из горла давно засевший там ком. Посмотрел на темный, без единой звездочки небосвод. Потом на меня. – Знаешь, ты напоминаешь мне одну мою старую... знакомую... – начал он, но я, фыркнув, его перебила:
– Старую?!
– Не в том смысле, девочка... Нет. Она не старая. Как раз наоборот. Когда я расстался с ней, по собственной глупости, она была едва ли старше тебя. Внешне, по крайней мере. Вы с ней похожи. Даже не знаю, чем. Вот смотрю на тебя, а вижу ее, будто и не проходило десяти лет, – его голос становился все тише и тише. Руки, сжатые в тугие кулаки, распрямились, пальцы затрепетали, и мы оба с несказанным изумлением обнаружили, что они, осмелев, чуть касаются моей щеки, медленно, но верно перемещаясь ниже, к оголенной шее и спущенному вырезу рубашки. Пара минут таинственной тишины и вдруг...
Громыхнуло так, что я не удивилась бы падению какого-нибудь особо высокого здания с подтопленным паводком фундаментом (причем многоводных рек поблизости не было, а ледостав кончился три месяца назад, что же оно раньше не упало-то?), но, осмотревшись и не найдя поблизости таковых (впрочем, в отдалении, тоже), на пару с наемником решили заглянуть в корчму.
Сначала я не поняла, что случилось – среди перевернуто-переломанной мебели и вразнобой, как-то неестественно лежащих людей стоял, пошатываясь и кренясь то в одну, то в другую сторону, Раф. Блуждающая улыбка на зеленоватом лице говорила о его полностью невменяемом состоянии. С чего бы это? Переел? Перепил? Да нет, перепить он бы просто-напросто не успел, если считать, что для насыщения желудка от пищевого голода ему потребовался без малого десяток порций. Хотя, если судить, с какой скоростью он их опорожнял...
Впрочем, источник галлюциногенов значения не имеет.
– Раф, – осторожно позвала я, на мысках пробираясь к соратнику, не слишком старательно обходя “отдыхающих” посетителей. Проводник выгнулся дугой, но каким-то чудом устоял, не сдвинувшись ни на волос. Подкравшись, я схватила моргающего совиными глазами парня за плечи и, не сильно ударив того по темечку, погрузила в состояние, более подходящее для транспортировки на ночлег. Корчма благодарно вздохнула в один голос.
Подошедший Мор легко перекинул бездыханное тело напарника через плечо и, будто не чувствуя его веса (а ведь сколько сожрал этот хмырь!), унес наверх. Я на всякий случай – вдруг примутся слезно благодарить за перестановку в зале – поспешила следом.
Мне снился странный сон. Если бы не моя твердая уверенность, что такого со мной никогда прежде не случалось, я бы поверила в его реальность. А предвидение своим появлением меня никогда не радовало. Как и не пугало.
...Острый кончик серебряного клинка уперся мне в горло, ощутимо царапая кожу. Я ничего ничем не могла ответить – резерв иссяк.
Я обреченно прикрыла опухшие ото слез глаза, с трудом сдерживая поток бьющей изнутри боли. Холодной. Рассудительной. Смертельно опасной. Но только для меня.
Я справлюсь. Я выдержу. Я не умру позорно. Я...
Меч ловко поднялся до моего упрямо выставленного вперед подбородка, разбороздив тонкую, беззащитную кожу. Кровь, сгорая на лету, редкими едкими каплями падала на обледенелые доски.
Я гордо снизу вверх взглянула на охотника, запрокинув голову и отойдя на шаг от промерзшей стены. И как она только за день успела насквозь выстудиться?
Молодой еще мужчина позорно отвел глаза. Голубые, почти прозрачные, но бликующие расплавленным серебром, как его клинок. Наверное, с возрастом станут и вовсе серыми, когда он уйдет с охоты, увязнув в реках проклятой крови своих жертв. Даже хищник не всегда бывает зверем...
Мой палач скривился, как от внутренней борьбы. Уперся в мое лицо проницательным взглядом. И долго смотрел, раздумывая над моей участью.
Я знала, что он ничего не докажет. Но что ему стоит сейчас перерезать мне глотку, списав свои опрометчивые действия на банальную самооборону? Раскуроченная обстановка дома располагает.
Я тоже посмотрела на него в ответ. Со смесью ненависти и детской обиды. Он поспешно отвел взгляд. Я была не виновата в том, кем являлась. Он тоже это понимал и потому чего-то ждал. Подмоги? Не похоже. Со мной и в одиночку сейчас не трудно справиться. Не то, что с остальными.
Меня передернуло от излишне ярких воспоминаний. В ушах стоял надрывный, вонзающийся прямо в сердце крик. Ну почему, почему я оказалась такой слабой?.. Но мне уже никто не ответит. И это лишь моя вина...
Я с трудом переборола желание самой насадиться на клинок. Месть – вот единственное, что еще может удержать меня на свете. Но кто я, чтобы мстить?
– Убей, – хрипло застонала я. Выбитая из плеча рука надрывно ныла. Ноги подкашивались.
– Не могу, – честно ответил охотник, впервые не отводя глаз. Я удивилась.
– А как же Кодекс? – слова давались с трудом. Разбитые губы еле шевелились.
– А ты думаешь, почему я еще здесь? – резко выдохнул мужчина, не опуская руки с нацеленным мечом. Он мне не доверял. Правильно, нельзя довериться нечисти.
– Тогда решай скорее, – голова кружилась, а руку я уже перестала чувствовать. Зато напомнили о себе сломанные ребра.
– Уже решил, – холодный, равнодушный голос, скрывающий за собой бурю эмоций. Властная рука опустилась, и я без сил повалилась на обледенелый пол, скуля от холода и... боли. Не человеческой – переломы заживут, я-то знаю. Меня болезненно терзала обида. Обида за то, что я выжила.
Охотник, ты зря оставил мне это бренное существование. Со зверем нельзя договориться. Он все равно найдет своего обидчика...
...Трупы я прикопала за домом, топором выдолбив неглубокие ямки в промерзшей земле и завалив сверху лапником. Сюда никто не придет. Никто никогда не узнает, что случилось этой ночью в стареньком доме на отшибе деревни. Не будет оплакивать умерших, не будит грустить. Только я.
Хотя и я не должна...
...Я настигла его по следу через двое суток. Он сделал короткий привал в лесу.