«Под этим небом черной неизбежности…»

Трубецкой Юрий Павлович

Когда-нибудь увижу наяву То, что во сне так часто, часто вижу: Пахучий ветер ляжет на траву И все вокруг нежнее станет, ближе. Но вряд ли… Может быть осенним днем Пройдут вагоны мимо с тихим шумом, Уедет кто-то… может быть о ком Всю жизнь продумал неотвязной думой. Когда-нибудь… Предгрозье. Облака. В саду тюльпаны ветер обрывает. И равнодушно времени река Мечты мелькнувшие смывает. 1955

1. «Кажется мне, что увижу…»

Юрию

Терапиано

Кажется мне, что увижу, Только бы поскорей, Тех, кто когда-то был ближе Всех дорогих людей. Но они уже не такие… — Помните зимний Киев? — Помните улицу? Дом? — Нет. Я совсем о ином. А о том, что бессонницы хуже И печальней чем дождь ночной, Когда по осенним лужам Возвращаюсь поздно домой.

2. «Ты все позабудешь навеки…»

Ты все позабудешь навеки… Вдруг — еле заметная дрожь, Сомкнутся усталые веки, Но ты ничего не поймешь. Вот разве сады в увяданье, Холодные косы берез И низкие серые зданья, И ранний свинцовый мороз. Ты все позабудешь. И только Останется где-то тетрадь, Где ярко-закатная фольга Еще продолжает сиять. 1955

«Под этим небом черной неизбежности…»

Под этим небом черной неизбежности Поговорим о счастье и нежности… Как это было раньше благодатно И как теперь мертво и невозвратно. Под синим небом, там, за Феодосией, Мы помнили о радости и осени. Поговорим о милом Коктебеле! Но разве это было в самом деле? Шумело море, парус исчезал… О чем, о чем тогда поэт писал? Под этим небом новых черных бед Уже тебя не радует поэт. Я помню, как тогда Максимильян Волошин Читал стихи. Была нестрашной ноша, Которую нам присудил Господь: За кровью — кровь, за смертной плотью — плоть. Была надежда, было утешенье. Теперь же страх, обман, уничтоженье. 1956

1. «Тогда мы встретились с тобой случайно…»

Тогда мы встретились с тобой случайно, На миг один. Ты помнишь холод, переезд трамвайный Через Берлин? Как будто с древнего иконостаса Архистратиг, Ты помнишь, вдруг тогда, на Фридрихштрассе Нас снег застиг?!

2. «Хочешь вспомнить, а забываешь…»

Хочешь вспомнить, а забываешь… Каждый день ненужно-нелеп. Шорох шин и звонки трамваев, Дома — скука и пресный хлеб, Дым табачный, остывший кофе, Невеселый склоненный профиль У окна. А за мутным стеклом — Талый снег, две березы, дом… 1944–1956

«Когда руладой соловьиной…»

Когда руладой соловьиной Врывалось лето мне в окно, Когда прохладные долины Росы колючее вино Глотали жадно, — почему-то Я помнил мелочи: платок, Стило с блокнотом. (В это утро Особенно алел восток…) «Дубровского» читал. Сквозь прозу Угадывал ритмичный строй. И этот чужеземный воздух Был как лекарственный настой. 1957

1. «Ведь все равно все повторится…»

Все будет так. Исхода нет.

Александр Блок

Ведь все равно все повторится: Холодный вечер, край зари, Мелькающие вереницей, Вдруг вспыхнувшие фонари. А новое? Оно не лучше… Зачем же всматриваться так В лилово-огненные тучи И в надвигающийся мрак?!

2. «Повторяется, все повторяется…»

Все будет так. Исхода нет.

Александр Блок

Повторяется, все повторяется: Дни и встречи, недели, года… Та же самая загорается Между веток плакучих звезда. Да и пенье такое самое, Что я слышал когда-то, давно, Над Ладогой и над Камою, Над Невою и над Двиной.

1. «Потерял я тебя навеки…»

Потерял я тебя навеки… Дождь в окно все стучит, стучит. Отекли от дремоты веки, Лоб и руки так горячи. Даже имени не припомню, Что-то кажется мне на «В». Помню город пустой, огромный, Месяц в утренней синеве.

2. «Как снова небо холодеет…»

Как снова небо холодеет Над побледневшею зарей. И снова мелкий дождик сеет И прыгает по мостовой. Под зонтика раскрытым шелком Иду как всякий человек. Сквозь дождь, переходящий в снег, На мир поглядываю волком.

«Да, безразличье, пожалуй, труднее…»

Да, безразличье, пожалуй, труднее… Трудно молчать. И зачем? Почему? Вечер дождливый тает в дыму, Медленно каплет в серой аллее. Если б узнать, что там есть, за чертой? Может темнее, скучнее и диче? В призраках, веющих бледной толпой, Разве узнаешь тогда Беатриче? От безразличья не спрячешься. Трудно. Только идти под дождем в никуда. Слушать — под ветром поют провода, Улицей спящей, холодной, безлюдной. 1957