«Под этим небом черной неизбежности…»

Трубецкой Юрий Павлович

«Ничего не будет…»

Ничего не будет… Ни прощенья, ни воскресенья, Ни даже крохотного утешенья. Останутся только люди (Неандертальские чучелы!), Суета, конференции, рынки, синема… А то, что всю жизнь мучило, Эта подземная тьма, Недомоганья, разуверенья, Проза, стихотворенья, Фамилии, имена, отчества, Домик в сад и окно — Все уйдет. И будет одно Одиночество… 1960

«Пусть

книги лгут, но все же что-то есть…»

Пусть книги лгут, но все же что-то есть, Хоть смутное, хоть еле ощутимо… Изгнанье, ложь, поруганная честь — Пройдут, пройдут, как жизнь проходит мимо. А человек подводит злой итог, Сбивается. И вновь припоминает. И думает: «Что, если спросит Бог?» — И мысленно он Богу отвечает. 1960

«В Петербурге, давным-давно…»

Леониду Страховскому

В Петербурге, давным-давно… Для чего ты о прежнем бредишь? Все равно туда не поедешь, А куда? Не все ли равно? Все равно… По-осеннему колкий, Ветер рвется в пустые сады. Небо точно из мутной слюды. Бродят улицей люди без толку… Рано я закрываю окно. Скоро ночь. О, как долго длится! Возникают какие-то лица, Все мерещится и все снится — В Петербурге. Давным-давно. 1960

«Не лицемеря. Просто. Без стыда…»

Не лицемеря. Просто. Без стыда… Не роботом — бездушным манекеном… Прощенье? Но наверно никогда… Последняя, падучая звезда, Так упоительно и так мгновенно. Что жалобы, несущиеся ввысь! Что темное, холодное забвенье! О, только раз вздохни и улыбнись, Придуманное райское виденье! Не лицемеря, просто я сказал… Быть может поздно? Но нельзя ведь сразу! ……………………………………………… Вдруг фейерверк по небу разбросал Трескучие рубины и топазы. 1960

«Перешагни через мой порог…»

Перешагни через мой порог, Видит Бог, как я одинок! Это тучи, клубясь, летят. За окном оскудевший сад. Вместо неба — тусклая муть, Ни взглянуть в него, ни вздохнуть. Это — снова сомкнулся круг. Скоро дни непогод и вьюг. Печка, лампа, письменный стол… Ветер зимнюю песню завел. Всё о той благодатной стране, Где мы будем только во сне. 1960

«Трижды каркнул черный ворон…»

Трижды каркнул черный ворон, Трижды свистнул паровоз… Уезжаешь, значит, скоро? Много слов и мало слез О ненужном и о важном, О существенном самом. Вдохновением бумажным Станет это все потом. Трудно сердце успокоить. Каркнет ворон, снег пойдет, Белым саваном покроет, Колыбельную споет. 1960

«Голос твой, что нежно звучал…»

Голос твой, что нежно звучал, Изменился, охрип, устал… Но сияет осенний снег Обещаньем нездешних нег. Разве ты меня упрекнешь За мою невольную ложь? Легкий снег на перила лег, Воробей на них как комок. Голос твой как прежде звучит, Снег осенний лег на гранит. Вьются галки на желтой заре, Так бывает лишь в ноябре. 1960

«Не от счастья, не от скуки…»

Не от счастья, не от скуки Вызываю образ твой. Значит ночью будут стуки — Дробь дождя над головой. Значит — вдруг проснулась птица, Шевельнув слегка крылом, Мне не спится, ей не спится В этом шуме дождевом. Значит — ты со мною рядом, Нет тебя, но рядом ты Дождевым бормочешь садом, Искры шлешь из темноты. 1961

«Весенняя, бессмысленная нежность…»

Весенняя, бессмысленная нежность — Твои глаза и голос… Погоди, Я расскажу тебе про безнадежность, Про нестихающую боль в груди. Про то, о том… А облака пылают, Деревья зеленеют на ветру. Я знаю, так последнее встречают, Доигрывая скучную игру. Но — нищий, обойденный подаяньем — Я как отрава в жизнь твою войду… Закатных туч последнее пыланье, Багрянцем отраженное на льду. 1961

«Мы с тобой не в ладу, пожалуй!..»

Для иных ты и Муза, и чудо. Для меня ты — мученье и ад.

Александр Блок

Мы с тобой не в ладу, пожалуй! Столько слов растрачено зря… Над моей жизнью усталой Догорает уже заря. Мы с тобой не в ладу. А прежде Я не звал, а вот ты сама Говорила о всяких надеждах, Тихим пеньем сводила с ума. Мы с тобой… (Как звучит банально!) Далеко, в проклятом краю Повторял я сентиментально Неземную песню твою. Ты сводила с ума? Неверно. Я выдумывал, я грешил, Подбирая рифмы, размеры — Но не было в них души… Снег сечет над дорогой талой, В пепле туч сгорает закат. Мы с тобой не в ладу, пожалуй, В этом только я виноват. 1961