Под кровом Всевышнего
Шрифт:
У Кати дело обстояло иначе. Она была очень самостоятельная, не допускала до своих уроков никого, всегда думала сама и училась в обеих школах на все пятерки. Но характер у Кати был трудный. Колю бабушка звала «бесконфликтный мальчик», а на Катю она часто жаловалась:
«Бывают срывы, Катя грубит, не слушается. Она отвечает: «Я потом помою посуду» или: «Успею, после вынесу помойку!»». Тогда отец Владимир придумал средство для воспитания дочки. Он завел тетрадку, положил ее на полочку и сказал бабушке: «Вот сюда, пожалуйста, записывайте под числом, когда и как Вам Катенька отвечала или противоречила. Я буду приезжать, читать и сам разберусь с Катей в ее поведении». С этого дня Катя переменилась.
— Ну, что там записано? — спрашивал отец.
— Что Вы, батюшка, — отвечала бабушка, — да разве Катя даст мне что-то для Вас записать? Она меня близко к полочке не подпустит: целует меня, обнимает, извиняется, говорит: «Нет, бабушка, ничего не пиши, я тебе все дела переделаю, только чтобы папочка был мною доволен!».
У старших детей наших начинался переходный возраст, которого обычно все боятся. Но мы с батюшкой не чувствовали в наших отношениях с детьми никаких изменений. Просто с годами ребятки становились самостоятельней, что нас только радовало.
Когда Феде было шесть лет, а старшим мальчикам тринадцать и четырнадцать, то в августе Федюша заболел. У него вдруг сделалось воспаление слезного мешка в глазу. Бежала непрестанно слеза, кругом глаза все посинело, как от удара. Врачи предсказывали операцию, хотели положить Федю в больницу. Но мы решили обратиться за помощью к отцу Иоанну Кронштадтскому, повесть о жизни и чудесах которого мы тогда прочитали. У нас был ему акафист, я усердно и настойчиво просила помощи у новоявленного святого. А Коля и Сима взялись два раза в день возить Федюшку на уколы пенициллина в надежде на исцеление. К всеобщей радости и к славе святого отца Иоанна болезнь Феди быстро отступила.
Наблюдая за детьми, я с радостью замечала, что вера и любовь ко Господу начинает владеть их сердцами. Была Великая Пятница, в храме вынесли на середину святую Плащаницу. У Серафима в обеих школах были ответственные занятия, которые он не мог пропустить. Вечером мальчик грустно сказал мне: «В церкви сегодня такие трогательные службы, а я не смог там быть…». Я почувствовала, что душа его страдает. Я дала сыну акафист Страстей Христовым, сказав: «Уединись и почитай это вечером». Сын взял книжку и долго не выходил из своей комнатки. Все спали, когда Сима принес мне книжку и с благодарностью поцеловал меня. Я спросила его: «Полегче на сердце стало?». Сынок молча кивнул, но глаза его сияли. Я поняла, что слова акафиста помогли ему излить перед Богом свои чувства.
Да не подумает кто-либо, что, видя детей своих начинающими духовную жизнь, то есть жизнь с Богом, я успокаивалась за них хотя бы на час. Нет, я знала, что именно теперь враг сатана будет стремиться всячески погубить как души, так и тела их. Когда Любочке было года два и я не спускала ее с рук, мне говорили: «В Москву привезли Дрезденскую галерею. Там шедевры искусства, там Сикстинская Мадонна. Мы уже четыре раза ходили Ее смотреть и каждый раз получали большое наслаждение. Вы оставьте семью на день, сходите, вряд ли в жизни случится еще раз увидеть дрезденские сокровища».
Но я смотрела на свою необычайно подвижную и шуструю дочурку, брала ее на руки и думала: «Кому дорого это дитя так, как мне? Я за нее в ответе перед Богом. Моя душа спокойна только когда девочка со мною. И какое я могу иметь наслаждение, если тревога будет наполнять мое сердце?». И я никуда не поехала.
Вот эта самая тревога за детей постоянно владела мною. Только находясь мыслию перед лицом Всевышнего, вручая Ему постоянно Его детей, которых Он дал мне только на время, чтобы мне их вырастить и вернуть Ему, только в таком молитвенном настроении я могла находить покой своей душе. Я делаю домашнюю работу, но знаю, что Ангел хранит детей. Но как они молились Ему?
Вот я полощу белье у колодца, недалеко от меня купаются в пруду мои детки. Симочка отстал от них, так как помогал мне донести до колодца тяжелые тазы с мокрым бельем. Вдруг слышу его крик, бегу к пруду. Сынок стоит в воде, держит руками свою ногу, а вокруг него все красно от крови. Оказывается, что Сима наступил на разбитую бутылку и порезал на ступне кровеносные сосуды. Поясом от своего платья я перетягиваю порезанную ногу, из которой кровь бьет ключом. Коля в плавках несется домой, зовет на помощь дедушку и дядю.
Симу возили в больницу, зашивали рану. Он очень ослаб, долго спал, а потом целый месяц провел в постели, так как не мог ходить. Слава Богу, нога зажила, но всем нам был урок: смотрите, как опасно ходите, — гласят слова Священного Писания. Поэтому призывайте всегда своего Ангела-Хранителя и ходите всегда, как пред лицом Господа. Так учили мы детей, но ведь только один Бог без греха.
Каждые осенние каникулы я умоляла ребят не ходить на пруд, ибо лед еще не окреп. Но год на год не приходится. Бывали годы, когда мороз уже так сковывал лед, что наш огромный Барский пруд превращался в ледяное поле. Земля была еще не покрыта снегом, а по пруду можно было носиться на коньках, катать друг друга на санках. Однажды даже мой батюшка бегом катал на санках маленьких ребятишек. Солнце, мороз и воздух так чист и свеж, что всем делается легко и весело. В те же годы, когда в начале ноября пруд был еще не замерзший, мне было спокойнее. Я знала, что дети не полезут к холодной воде. Но тонкий лед — это самое опасное! Ребята прыгали на лодке, примерзшей у берега, потом ушли. Остался один Сима. Он решил испытать крепость льда и вылез из лодки. В тот же момент он провалился. Сима вылез на берег и стремглав пустился домой, В эти часы я обычно спала, без послеобеденного отдыха я не в силах была крутиться до ночи. Младшие дети тоже спали, дома было тихо. Вот вхожу я в ванную и вижу, что на веревочке развешана вся одежда Серафима. А где же он? Тихо хожу по комнатам, ищу сына. Он лежит на отцовской постели, зарывшись в пуховое одеяло, виновато улыбается.
— Сынок, что случилось?
— Я провалился в пруд.
— Не послушался! Я же просила… Что же меня не разбудил? Я бы тебя согрела чем-нибудь.
— Да я уже согрелся. Коля принес мне в ванную сухое белье.
— Бог сохранил тебя, дитя мое, ну, впредь будешь осторожнее.
Я понимала, что сама я уже не могу охранять детей, они выросли. Теперь вся надежда была на Бога. И все же я провожала их летом на купания в пруду, когда им было уже одиннадцать и двенадцать лет. Коля и Сима отлично плавали и ныряли, особенно когда отец привез им ласты и маски. Но сердце мое замирало, когда они пропадали надолго из вида. Я боялась, что они переохладятся, звала их выходить на берег, но докричаться было трудно. В жаркие дни купающихся было много, над водой стоял визг и крик, близко от берега брызгались мои младшие дети, которые были послушнее. Ребятам было удовольствие, а мне — нервотрепка. Я решила все рассказать Володе. Разговор был за вечерним чаем в присутствии бабушки и дедушки. Я жаловалась на ребят, говорила, что не в силах больше с ними ходить на пруд, что они заплывают далеко, где спасать их в случае беды некому. Отец Владимир слушал молча, потом встал, позвал за собой старших сыновей и пошел с ними на верхнюю террасу. Все притихли, ждали развязки дела, дедушка про себя молился. Я видела, как он переживал, может быть, боялся наказания своим любимцам.
Все трое спустились вниз к чайному столу радостные и веселые. Муж целовал меня, благодарил, что я вырастила ему таких славных ребят. Он сказал:
— Они уже достаточно взрослые, чтобы самим отвечать за свое здоровье и жизнь. Переохладятся и заболеют — будут сидеть дома, они это понимают. Спасать их в воде некому, поэтому пусть сами берегут свою жизнь. Они знают, как они всем нам дороги, они не захотят причинить всем нам горе. Так ли, ребята?
— Да, так, — ответили мальчики. Отец продолжал: