Под крылом земля
Шрифт:
Сиденье опустили с помощью лебедки. Инструктор объявил:
— Майор Сливко, к тренажеру! Летчики закричали:
— Товарищ инструктор, поставьте под него пиропатрон с двенадцатикратной перегрузкой. Соответственно его весу.
Инструктор улыбнулся.
Я смотрел на Сливко с неприязнью. Тотчас же вспомнился последний разговор с Людмилой. После того как мы встретились в госпитале, я набрался храбрости и поехал к ней.
Знакомый палисадник, крыльцо с ажурной резьбой, три ступеньки. «Идти
Влетел на крыльцо. Хотел уже позвонить, но услышал за дверью голоса и отступил к стене. Звякнула щеколда, как тогда, в наш первый вечер.
Дверь отворилась, прижав меня ящиком для писем к стене. В щели между дверью и косяком мелькнуло голубое платье, потом показался темно-зеленый френч. Грузно колыхнулась половица, на которой я стоял, и знакомый мужской голос произнес:
— Вот быстрая! Люсенок, мы же, можно сказать, не опаздываем.
— Роман Сидорович, Рома, голубчик! — послышался грудной голос, — Приценитесь к тому, из креп-жоржета. Да берите на номер больше. Теперь ужасно маленькие номера. И чтобы цвет был культурный.
— Положитесь на меня, Полина Тимофеевна! Будет вам и белка, будет и свисток, — проговорил Сливко и засмеялся.
Дверь захлопнулась. Сливко взял Людмилу под руку. Поля светлой шляпки касались его огромного плеча. Рядом с ним Людмила казалась цветком, выросшим около крепкого пенька. Я смотрел на круглый бритый Затылок майора, чувствуя, как гулко колотится сердце.
Сливко вдруг обернулся. С веселым недоумением он разглядывал меня.
— Людочка, к тебе пожаловали.
«Как, должно быть, смешно я выгляжу!» Я соскочил с крыльца и направился к ним.
— Простите, я, кажется, обеспокоил вас… — И мне вспомнилось, что точно так же начал я свой самый первый разговор с Людмилой. А что, если и она вспомнила?
Лицо и шея Людмилы порозовели.
— Чем же вы обеспокоили? Наоборот даже, — Людмила как-то некстати засмеялась. — Нет, серьезно. Как же мы разминулись? Вот удивительно!
— Он с луны свалился. — Сливко громко расхохотался, но тотчас же умолк, словно голос его замерз от взгляда Людмилы. — Ну, пойдем, Люся, пойдем, а то магазины закроют.
Было прохладно. Ветер раскачивал деревья. Казалось, их вершины метут небо, гонят куда-то облака. На землю падали бархатные сережки.
— Поздно уже. И вообще что-то не хочется никуда идти. Дождь должен быть, — Людмила неуверенно посмотрела на нас с майором.
— Что же делать? — спросил майор, сдвинув на затылок фуражку.
— Прежде всего надо взять папин зонт.
— Можно, — с наигранным благодушием согласился Сливко, взглянув на меня. — Сходить?
— Сходить.
Когда Сливко ушел, Людмила спросила:
— Зачем вы пришли? — и, не дожидаясь ответа,
— Почему ты один старик? — раздался голос майора. — В чем дело?
— А в том, — я сделал шаг навстречу, — что вы поступили нечестно, низко. Как вы смели клеветать на меня Людмиле? Как вы смели волочиться за ней, когда знали, что я ее люблю?
— Позволь, приятель, — усмехнулся Сливко. — Не ты ли предлагал оформить приемо-сдаточный акт на свою любовь? Забыл уже? Нет, уж ты…
— Замолчите! — крикнул я, почти не владея собой. — Замолчите сейчас же! — Я повернулся и пошел, зная, что Сливко смотрит мне вслед.
…Неподалеку дневальные убирали двор.
— Лично мне там все нравится, — доносились до меня слова Лермана, уже побывавшего в лагерях. — Аэродром — взлетай хоть на двадцать четыре стороны. Воздух чистый, как в деревне. Палатки в соснячке. А река! Вода, как хрусталь.
И мне так вдруг захотелось уехать из города, будто он был средоточием всех зол.
Наконец, появился подполковник. Я пошел навстречу.
— Ну вот и хорошо, что мы повстречались, — сказал подполковник. — Сядем-ка! Говорить буду я, лейтенант, — Семенихин пригладил на темени редкий пушок. — Расскажу вам для начала военный эпизод. Майор Сливко и капитан Высокое выполняли задание. Высокое сфотографировал вражеские коммуникации, но на обратном пути его подбили «мессера», и он был вынужден сесть где-то в степи, на чужой территории.
— Да, я слышал об этом. — Майор Сливко приземлился, забрал летчика и фотоаппарат.
— Не те слова, лейтенант Простин, — Семенихин замотал головой. — Спас от лютой смерти товарища и доставил в штаб ценные разведданные.
Семенихин пытливо посмотрел на меня. Сделалось не по себе под прищуренным взглядом острых умных глаз.
— Скажите, лейтенант, что бы произошло, если б на месте Сливко были вы?
— Я бы тоже, товарищ подполковник, не задумываясь…
— Подождите, Простин, если бы вы сделали посадку, подобную вашей последней?
Я молчал. Спрашивать замполита, правильно ли мы поступили с Мокрушиным, было уже не нужно. Семенихин заглянул мне в глаза:
— Жалко? И мне жалко! Но мы же не открещиваемся от Мокрушина. Если Мокрушину дорого звание комсомольца, он обретет его. А мы поможем ему, не оставим в покое. — Подполковник встал: — Не старайтесь, лейтенант, нравиться всем.
XV