Под мостом из карамели
Шрифт:
– Он наш шеф-повар.
– Отлично! То, что вы знакомы, вины с него не снимает, зато облегчает расследование. Отсидит пять лет в обществе близких по духу козлов. Мы своих в беде не бросаем. Едем в прокуратуру!
Лета испуганно подняла взгляд, наконец, глянув в лицо Собаки.
– Зачем в прокуратуру?
– Напишешь заявление, чтоб отсидел! Ничего не бойся, у нас есть свои юристы, адвокаты, и судьи среди наших найдутся.
– Он ничего не сделал, – Лета снова всхлипнула. – Только хотел.
– За покушение сядет. Проверят на причастность ко всем подобным происшествиям
– Нет, цветы подарил. Ненавижу цветы!
– Угрожал?
– Нет, – Лета помотала головой. – Полез с поцелуями, сказал, поедем в Сочи. Я вырвалась и убежала. И всё. Он нормальный, не знаю, что на него нашло.
– Горячий повар с сердцем золотым? Понятно. А чего тогда рыдаешь? Только не надо его выгораживать. Давай без стокгольмского синдрома. Сейчас ещё начнёшь себя винить? Ты абсолютно ни в чём не виновата, – Собака тяжело вздохнула. – Не бил, не угрожал. За розы мы его засадить вряд ли сможем. Тогда почему ты плачешь, можешь объяснить? Расскажи – сразу станет легче.
– Я этому идиоту доверяла. А он! Прямо на кухне, у плиты… Он старый и толстый! – Лета всхлипнула и залилась слезами. – Мне сейчас так одиноко! Как будто я во сне потерялась в тёмном городе. И кругом чёрные дома, чёрные деревья, и мне нужно найти свой двор, войти в чёрный подъезд и добежать по лестницам до своей квартиры. Меня, наверное, до конца жизни кто-то будет подстерегать, и хватать своими жирными лапами.
– Пока будешь общаться с самцами, так и будет. В том, что случилось, ты совершенно ни при чём. Думаешь, он именно тебя хотел? Нет, просто собирался кончить без отрыва от производства. Поэтому не вздумай убиваться, ненавидеть весь свет и вставать под душ для ритуального смывания грязи. Дело не в тебе. Все самцы такие! Ему всё равно с кем. На твоем месте могла оказаться любая, что под руку подвернулась. Ему твоя душа, душевная близость побоку, – Собака дотянулась до бардачка и вытащила упаковку влажных салфеток. – На, утрись, и не плачь больше из-за мужиков. Никогда не плачь. Ты же видишь, какой это мир, разве он стоит наших слёз?
«Хонда» медленно двигалась в потоке машин.
Лета не знала, плакала она от обиды и разочарования в людях – именно во всех людях, а не в мужчинах, – или от того, что постыдно бежала, и сейчас, сырая и встрёпанная, чувствовала себя побеждённой и проигравшей. Ей казалось, она дерзкая и циничная, но выяснилось, что в отношении некоторых говнюков её, Леты, запаса ненависти, предназначавшегося для домашнего и школьного употребления, явно не хватало.
– Ты не забывай, у нас не только зубы мудрости есть, но и резцы с клыками. Не стесняйся их показывать, – словно услышав её мысли, бросила Собака.
– Да, – кивнула Лета, успокоившись. – Надо быть злее. Сейчас без злобы никак.
– Давай, отвезу тебя домой. Где ты живешь?
Лета высморкалась в салфетку и взглянула на дорогу.
– Мы в обратную сторону едем.
– Сейчас развернёмся. Самцы утверждают, что лучшие повара – мужчины. Ты завтра выходишь в «Хлеб и шоколад», работаешь как лошадь и доказываешь себе и самцам что мы, женщины, самые лучшие в мире шефы. Это будет твоя месть ему, это он у тебя лизать будет. – Собака захохотала. – Я имею в виду карамель.
Дома Лета кинулась в ванную, радуясь, что папа и бабушка еще не вернулись. Постояла под душем, просто чтобы смыть запах кухни, а потом легла в своей комнате, завернувшись в угол покрывала.
Встала она только к ужину. После салата и папиного бокала портвейна, который он, эстетствуя, называл аперитив, бабушка вытащила из духовки запечённую рыбу и поставила лоток на керамическое блюдо в центре стола. Папа бросил взгляд на телевизор, мельтешивший с отключенным звуком, и взял пульт.
– Ещё раз о происшествии в центре Москвы, – строго сообщила диктор. – Как нам только что сообщил наш корреспондент, работающий на месте события, взрыв в клубе «Пилав» произошел в 16 часов 10 минут. Площадь возгорания составила более ста метров, к настоящему времени пожар потушен.
Папа и бабушка ошарашенно перевели взгляды на Лету.
– Я думал, вы только фастфуды крушите, – с помощью неудачной шутки попытался сохранять спокойствие папа.
– Основная версия произошедшего – взрыв бытового газа, – сообщил представитель МЧС.
– Баллон с газом взорвался! – вскрикнула Лета. – Там плита электрическая, и поэтому был ещё баллон, для блюд на открытом огне.
– Только по счастливой случайности никто не пострадал, – сказал корреспондент.
– Никто не пострадал! – потрясла ладонями Лета.
– Впрочем, рассматривается и версия, что взрыв организовала одна из националистических групп. Известно, что клуб и ресторан принадлежат выходцам из Средней Азии, и в их адрес уже звучали угрозы. – Камера передвинулась на стену, где с трудом можно было разглядеть полустёршиеся слова «Россия для русских!».
– Да этой надписи сто лет! – снова вскрикнула Лета. – Там уже ничего не видно! При чём здесь националисты!
– На месте преступления был найден вот этот ботинок. – Камера показала Летин устрашающий башмак с развалившейся шнуровкой.
Лета подтянула ноги под стул.
– Именно такую обувь носят те, кто причисляют себя к скинхедам, известно, что численность бритоголовых в Москве составляет около десяти тысяч.
Папа напряжённо посмотрел на дочь.
– Какие скинхеды?! – возмутилась Лета. – Это обувь рабочего класса! Папа, скажи! Всё врут! Зачем преступнику разуваться? Взорвал, снял сапоги и пошёл в метро босиком?
Бабушка на мгновенье замерла, а затем протянула взгляд из столовой в холл, на брошенные у входной двери грязные, измочаленные сабо, которые внучка купила в магазине спецодежды для работы в «Пилаве».
– Леточка, а где твои ботинки? – слабо сказала бабушка.
– Бабушка, ты что, думаешь, я на прощанье взорвала ресторан, потому что владельцы – чебуреки?!
– А были другие причины? – сказал папа.
Лета осеклась. Рассказывать о шефе, значит слушать, как папа будет грозиться всех убить, но так никого и не убьет, а Лета лишь ещё раз убедится, что беззащитна, как лягушка в руках мальчишки. Тогда какой смысл быть честной?