Под небом Новгорода
Шрифт:
— Посмотри, это же я, Векша!
Однажды вечером, на заходе солнца, поезд прибыл к широкой реке. Это был Рейн.
Госслен де Шони велел позвать Филиппа к нему под навес.
— Здесь тебя зовут Немым и Порезанным. Это не христианские имена. Надо дать тебе другое имя. Немой, ты понимаешь наш язык?
«Да», — кивнул головой Филипп.
— Скоро мы ступим на французскую землю. Я отметил твою храбрость. Не знаю вот только, откуда ты, крестили ли тебя…
Филипп энергично закивал головой.
— Ты крещеный? Что ж, это облегчает дело. Я ничего о тебе не знаю, но достаточно хорошо разбираюсь в людях.
Несмотря
Шони заметил гневное, едва, впрочем, обозначенное движение Филиппа.
— …тебя могут произвести в рыцари. Что ты сам думаешь об этом?
Вместо ответа, молодой боярин преклонил колено, протянув меч, отобранный у одного из главарей разбойников.
— Итак, ты мне служишь! Теперь тебе нужно дать имя.
На прибрежном песке Филипп начертал несколько букв под изумленным взглядом Госслена.
— Ты и писать умеешь?! И читать?..
Филипп утвердительно кивнул головой, о чем тотчас пожалел, заметив подозрительный взгляд Госслена.
— Ты, наверное, монах-расстрига?.. Нет?.. Тогда я ничего не понимаю. А я вот не умею читать, — тотчас же добавил он с гордостью, — рыцарю нет в том нужды. Ну, ступай, мне надо теперь подумать.
Готье из Мо оторвал Шони от созерцания букв, начертанных на песке странным воином с изуродованным лицом.
— У вас очень задумчивый вид, Госслен. Что вы тут рассматриваете?
— Сеньор епископ, можете вы мне сказать, что означают эти знаки?
Готье присел на корточки и, недолго посмотрев на письмена, поднялся.
— Это греческие буквы, они значат: Георгий.
— Это христианское имя?
— Конечно! Святой Георгий был одним из семидесяти двух последователей и учеников Христа. Он умер внезапно и воскрес через шесть дней, после того как святой Петр дотронулся посохом до его могилы. Этот святой очень почитается греческими и русскими христианами. Почему вы спрашиваете?
— Просто я увидел эти знаки и хотел выяснить, что они означают.
— Вы видели, кто их написал?
Благодаря смуглому цвету лица Госслена епископ не заметил краски, внезапно залившей щеки начальника отряда.
— Нет, я никого не видел.
— Это, должно быть, сделал один из наших писцов, — сказал епископ, продолжая свой путь.
После его ухода Шони вернулся в лагерь — нерешительный и недовольный собой. Почему человек солгал? Этот вопрос весь вечер не давал ему покоя. Смятение, царившее в его простом уме, было так велико, что он не сразу заметил Филиппа, стоявшего, опершись на копье, недалеко от возка княжны. Колыхавшееся пламя костра, около которого лег Госслен, делало увечья молодого человека еще ужаснее. Каким образом из простого слуги-носильщика он стал одним из стражей? Кто это позволил? Госслен не помнил, чтобы он имел к этому отношение.
Госслен де Шони заснул тяжелым сном. Ему снились люди с обезображенными лицами, беззвучно кричащие и выводящие своей кровью загадочные знаки, которые ничто не могло стереть.
Утром он потребовал, чтобы к нему привели Немого, но того нигде не смогли сыскать. Филипп объявился лишь через три дня, исхудавший и бледный, неся на плечах огромного оленя, которого, улыбаясь, бросил к ногам Госслена. Шони, тронутый таким подарком, даже и не пытался узнать какие-либо подробности. Тем более что очередной отряд разбойников уже два дня как следовал за ними.
— Рыцари, и вы, воины! Будьте настороже, эти бандиты могут напасть на нас в любую минуту. Ну, а ты, что ты хочешь?
Филипп отнял ладонь, которую положил на руку Госслена, и произнес:
— Мертвые.
— Как?! Ты можешь говорить! И что же ты хочешь сказать?
— Все… мертвые…
— Сколько?
— Семь, — сказал Филипп и показал на пальцах.
— Где?
Филипп указал направление.
— Пойдем, покажешь нам.
Филипп вошел в лес. Госслен и дюжина воинов последовали за ним. Через сотню шагов маленький отряд остановился как вкопанный: перед ним лежали семь уже застывших от холода тел. Следы на земле показывали, что борьба была жестокой. У двоих были отрублены головы, еще у двоих вспороты животы. Увидев следы этой бойни, Госслен де Шони со смесью страха и восхищения посмотрел на Филиппа. Каким образом один человек смог разделаться с семерыми бандитами и при этом никто не услышал криков или шума боя? В этом было что-то странное, даже дьявольское.
Госслен встал на колени, широко перекрестился и начал молитву. Воины последовали его примеру. Чуть поколебавшись, Филипп присоединился к ним. Затем последовал приказ подобрать оружие и раздеть убитых.
— Так тебя и вправду зовут Георгием?
— Нет.
— А какое у тебя имя?
— У меня нет больше имени.
Госслен снова недоверчиво посмотрел на Филиппа.
— У каждого человека есть имя.
— Тогда зовите меня Порезанным или Хромым, раз уж меня так прозвали.
Понимая, что он не добьется путного ответа, Шони лишь пожал плечами.
— Хорошо, с этого дня я беру тебя на службу. Ты будешь находиться при мне. Тебе будут давать кров и пищу. У тебя будет право грабить после битвы — но в разумных пределах и за исключением времени большого перемирия. Ты, наверно, не знаешь, что такое Большое перемирие? Это — время, когда каждый рыцарь, каждый воин не должен сражаться под угрозой совершить смертный грех. Рыцари и воины в Большое перемирие должны также относиться с уважением к дамам и защищать вдов и сирот. Мой оруженосец даст тебе одежду. Ты хороший всадник? Тогда тебе дадут коня, и ты должен хорошо заботиться о нем. В противном случае будешь наказан. Что касается оружия, ты уже сам добыл его. А теперь уходи и попроси прощения у Бога за грехи свои. Помни, ты должен преданно служить.
Филипп не очень понял эту длинную речь, но по тону Госслена догадался, что принят на службу. Он преклонил колено и, приложив правую руку к груди, опустил голову в знак согласия. Потом, держа добычу под мышкой, Филипп догнал только что остановившийся обоз. Там, сидя в углу, первый раз со времени, когда покинул русскую дружину, Филипп испытал нечто сродни блаженству. Ему таки удалось! Он находился в французском королевстве! Он дышал тем же воздухом, что и княжна!
Прислонившись спиной к дереву, Филипп поднял к небу свое бедное, в шрамах, лицо. Вдоль одного из страшных рубцов потекла слеза. «Святый Георгий, дай мне сил сдержать свою клятву!»