Под самой Москвой
Шрифт:
— Не советую вам интересоваться мертвыми, если вы не спешите разделить их компанию!
— Ах, Бертино! Воспоминания юности облагораживают человека! — закатив глаза, прошамкал субъект.
— Вы порядком заржавели за то время, что я вас не видел, — сказал Бертино, усаживаясь на могильную плиту с известной уже читателю вдовьей надписью.
Субъект пропустил комплимент мимо ушей и кротко спросил:
— Зачем вы вернулись сюда, Бертино? В Фаредже совершенно некого грабить.
— Я теперь грабежом не занимаюсь, — ответил Бертино надменно и вытащил из жилетного кармана сигару.
— Чем же вы занимаетесь? — изумился субъект, морщась от вонючего дыма.
— Это вы сейчас узнаете.
Закончив деловой разговор, друзья разошлись в разные стороны. Бертино повернул уже к выходу, как вдруг услышал разговор.
Голос мальчика, невнятный, вероятно потому, что обладатель его покусывал травинку:
— Если завтра у меня будет только три урока, мы с тобой сходим на озеро.
Другой голос, с хрипотцой и странными придыханиями:
— Не мешало бы. Меня заели блохи. — Вслед за этим заявлением послышался звук, с которым собаки выкусывают из шерсти блох.
Казалось бы, в разговоре этом не было ничего примечательного. Но какая-то сила привлекла Бертино поближе. Он укрылся за кустами боярышника и впился глазами в сидящего под деревом… Но это был всего-навсего мальчик. Бертино узнал школьника Веснушку, так как знал всех в городе.
Веснушка был один. Черт побери, куда же делся его собеседник? Вокруг никого не было видно. Никого, кроме шоколадного цвета сеттера, который, сидя напротив Веснушки и наморщив лоб, сосредоточенно следил за прыжками зеленой метелочки в зубах хозяина и одновременно почесывал задней лапой у себя за ухом.
— Сегодня на ужин будет свинина с бобами, — сказал мальчик.
— А мне что? На мою долю достанутся одни бобы.
При этих словах Бертино крепко ущипнул себя за ягодицу. Убедившись таким образом в том, что он не спит, репортер в чрезвычайном волнении принялся вспоминать, сколько же он влил в себя этого самого сухого вина? Однако он ясно помнил, что выпил всего один фужер. Он только подумал, что в такую жару можно вылакать и галлон. А выпил только один фужер, и ни капли больше!
Между тем он ясно видел и слышал, что собеседником Веснушки был… шоколадный сеттер.
Репортер услышал, как пес очень явственно произнес:
— Пойдем отсюда, здесь какой-то мерзкий запах!
Теперь мы должны сообщить читателю нечто могущее поколебать его доверие к нам, если он, читатель, не обладает достаточной долей воображения.
Дело в том, что сеттер Джерри действительно говорил. Мы могли бы написать тут, что Джерри читал литературное приложение к «Фареджскому вестнику» или решал алгебраические задачи. Но мы строго придерживаемся истины, которая сама по себе достаточно удивительна.
Да, Джерри говорил. Правда, исключительно на чисто собачьи темы. Он мог попросить телячью косточку или высказать свое мнение о соседском бульдоге, снобе и хвастуне. К широким обобщениям он не был способен и не имел в них никакой нужды.
Поразительное его свойство обнаружилось прошлым летом, во время школьных каникул. Случилось так, что Карол, купаясь в озере, стал тонуть. На берегу никого не было, если не считать собаки, которая просушивала на солнце свою длинную шерсть, мокрую после купанья.
«Джерри, ко мне!» — крикнул Карол. Он не помнил, как очутился на песке. Джерри тормошил его. Едва мальчик открыл глаза, он услышал, как пес сказал: «Уф! И задал же ты мне работу!» — точь-в-точь, как это произнес бы человек на его месте.
— Как, Джерри, ты говоришь? — спросил изумленный мальчик.
— Как видишь. Конечно, я не так болтлив, как ваш проповедник, которого я слушал в воскресенье, дожидаясь тебя у двери церкви. Но пару толковых фраз связать могу, — с достоинством ответила собака.
— Я рад, — заявил Карол, — я очень-очень рад, что ты — говорящий!
— Надеюсь, ты не раззвонишь об этом. Я не люблю сенсаций.
— Положись на меня, — сказал Карол.
На Карола можно было положиться, и тайна осталась бы между друзьями, если бы не исключительные качества репортера полицейской газеты.
Бертино привели в Фаредж обстоятельства государственного характера. Дело в том, что приближались выборы президента. В стране имелись две партии: Истовых и Не-Истовых. Истовых поддерживала компания Штрепк-Брехер-Бумс; Не-Истовых подкармливал банк Мошенни-Кер.
Шефы Бертино получили сведения о том, что во многих городах организуется новая партия под страшным названием «Партия честных людей», и члены ее называют себя просто «честными людьми». И так как никто из магнатов промышленности и финансов не содержал эту новую партию, создание «П.Ч.Л.», как она именовалась в полицейских документах, вызывало тревогу.
Люди подобные Бертино почувствовали себя на гребне волны и без очереди получали в кассе командировочные.
Путь Бертино лежал на Фаредж, где у него сохранились старые связи.
Читателю теперь понятно, как скрестились дороги репортера и мальчика с собакой.
Карол воспитывался у своего дяди, служащего нотариальной конторы. Это был бледный пожилой мужчина с угрюмым характером, по имени также Карол.
В субботу вечером у дяди пили коктейли.
— Жарко, — сказал Неуман-бакалейщик.
Коммивояжер Флит включил телевизор: передавали рекламу зубного эликсира.
Тут позвонили у входной двери.
— Ну кто там еще? — Кэрол-старший не любил, когда его беспокоят в субботний вечер.