Под тремя башнями
Шрифт:
Однако набрать керосина не удалось. Оказалось, что сегодня отец вернулся с работы намного раньше. Ничего не объясняя, он хлопнул полстакана водки, а потом прошёл в гостиную, сел за стол, положил перед собой кулаки и, уставившись в какую-то одну, видимую только ему точку, замер. Мать, понимая, что у отца наверняка неприятности, промолчала, а Сашка, которому сразу вспомнился намёк на покупку автомобиля, не утерпел. Он зашёл в гостиную и, остановившись позади отца, позвал:
— Пап?..
Отец повернулся, тяжело посмотрел на сына и голосом, не предвещавшим
— А, это ты… Ну, садись, поговорим…
Сашка уже понял, что что-то не так, и осторожно спросил:
— А что такое, пап?
— Скажи, сын, — отец в упор посмотрел на Сашку. — За каким чёртом вас понесло в Выселки?
— Так в гости, и рыбы половить, — пробормотал Сашка и, уже оправдываясь, добавил: — Мама же разрешила…
— Мама, — отец негромко хлопнул по столу ладонью. — Ты сказал, вы по узкоколейке едете, а вас же вокруг Чёрного леса понесло, на каком-то катамаране, да ещё ночью.
— Так, пап, мы думали… — Сашка опустил голову.
Отец был прав. Тогда, стремясь получить разрешение, Сашка умолчал, что они поплывут речкой, и теперь не знал, что и сказать. Но отец, к Сашкиному удивлению, не стал его ругать, а только вздохнул.
— Ещё повезло, что застава вас перехватила, а то бы…
Сашка понял, что отец встречался с майором, и начал оправдываться:
— Пап, мы ж не знали, что так будет…
— Не знали… Знать надо. Неспокойно у нас тут, пока. Кстати, кто там с тобой на плоту был?
— Мирек и Ярко. Мы втроём к Яркиному дядьке в гости ездили.
— Так… — Отец помолчал. — Мирослава знаю, сам тебя с ним знакомил, а твой Ярко кто?
— Как кто? — удивился Сашка и, вдруг поняв, что интересует отца, быстро пояснил: — Его дядька на леспромхозе бригадир, а отец коммунистом был, в начале войны погиб, и Ярко в партизанском лагере жил.
— Вон даже, как… — отец покачал головой. — А тут в городе ещё кто?
— Кто?.. — Сашка замялся, но всё же сказал: — Ещё Нонна, девочка…
— Это понятно, — усмехнулся отец. — Имя-то какое, панское. Она-то, как?
— Она? — переспросил Сашка. — Так она про Выселки сама мне сказала: «Скорей бы этих бандитов перестреляли».
— Даже так? — удивился отец. — Она что, полька?
— Да, — Сашка кивнул. — А при чём тут это?
— А при том, хлопче, что в лесу за одно польское слово кончить могут, а про тебя-то уж и речи нет, понял?
В голосе отца прозвучал откровенный страх, и Сашка, сообразив наконец, что к чему, ткнулся к нему в плечо.
— Так ведь обошлось… И я, пап, больше так не буду, честное слово.
— Не будет он, — отец обнял Сашку. — Тут, сын, и не только Чёрный лес есть. Забыл, как к нам ночью лезли?
В голове у Сашки мгновенно прокрутилась и ночная перестрелка, и Петрович, и странный интерес Мирека к камину. Он понял, что сейчас речь идёт уже не о каких-то там мальчишеских тайнах, а о серьёзном деле, и, чуть отстранившись от отца, тихо сказал:
— Пап, ты не сердись, я тут в камин лазил, тайник нашёл.
— Тайник? — голос отца заметно дрогнул, и он как-то странно посмотрел на сына. — Какой ещё тайник?
— Так в камине же. Давай покажу.
Сашка решил не признаваться, что подсмотрел тогда из окна, как отец и майор снимали с камина доску, и сразу взялся за решётку. Отец, явно ожидавший, что Сашка будет ковыряться сверху, удивлённо следил за вознёй сына, а потом, не удержался и спросил:
— Решётку-то зачем дёргать?
— Сейчас…
Сашке никак не удавалось нащупать кнопку, и он замешкался. Наконец она нашлась, стержни повернулись, и решётка, к удивлению отца, никак такого не ожидавшего, вышла наружу. Сашка отложил её в сторону, нащупал ручку, открыл крышку тайника и отступил в сторону.
— Вот, смотри. Я там ничего не трогал.
Отец поспешно встал на колени, заглянул в освободившееся устье и удивлённо присвистнул:
— Ну, дела! — Потом сел прямо на пол и подозрительно посмотрел на Сашку. — Как додумался?
— Так мне, пап, интересно было, я топку чистил, хотел газеты спалить, — на ходу соврал Сашка. — Залез, а там кнопочка, ну и…
— Вот что, сынок, — отец стремительно встал с пола. — Про этот тайник, и тем более про то, что там, никому ни слова.
— Я понял, — заверил отца Сашка и, на какой-то момент вовсе забыв про Мирека, начал сноровисто ставить решётку на место.
ДОГОВОРЁННОСТЬ
То ли случайный, то ли не очень вопрос, заданный Сашкой после побега Петровича, заставил Мирека всерьёз задуматься. Конечно, там, на катамаране, Петрович никаких подозрений не вызывал, да хлопцы и в мыслях ничего подобного не держали.
Для Мирека Петрович, вроде бы знавший его отца, был обыкновенный лесник, продолжающий работать на прежнем месте, но после случившегося на Ягеллонской хлопец как-то сразу осознал, что связи у лесничего могут быть всякие.
Эту мысль, подспудно мелькавшую и раньше, Мирек сейчас воспринял особенно остро. Дело в том, что с 1939 года отец, которого Мирек хорошо помнил, не жил с ними, а на вопросы Мирека мать отвечала очень скупо, больше ссылаясь на незнание.
То, что в их семье всё не так просто, Мирек догадывался, но события, враз навалившиеся с началом войны, заставили личные неурядицы как бы отступить на второй план. А когда город в 41-м захватили немцы, Миреку стало и вовсе не до расспросов.
Немцы уже собирались арестовать его мать, и, если бы не своевременное предупреждение друзей, неизвестно как бы всё сложилось. А когда они с матерью, удрав из города, прятались в семейном лагере, кружным путём пришла весть, что его отец сгинул.
Где-то через год мать встретила другого человека, и отчим, прекрасно относившийся к Миреку, как бы отодвинул образ отца на второй план. Но интерес к отцу у хлопца конечно же не пропал и вот теперь из-за последних событий приобрёл ещё и некий небезопасный оттенок. Этот засевший в голове червячок сомнения искал выхода, требовал действия и, поколебавшись какое-то время, Мирек отправился к Ярке, чтобы рассказать ему о случившемся и, может быть, посоветоваться.