Под жарким солнцем
Шрифт:
В эти тревожные дни жизнь в имении шла по строго установленному порядку. Хотя и доносились слухи, что вместе с оккупантами возвращаются обратно хозяева фабрик, заводов и помещики, работа здесь шла по-прежнему интенсивно.
В ясный солнечный день, когда по-весеннему весело шумели ручейки, заливая долины и овраги, наступил грозный час. Как черная туча перед бурей, ворвались сюда оккупанты.
Члены комитета и часть рабочих ушли в лес. Остальные едва успели скрыться кто куда. Еле волоча ноги, подавленный, Авраам ушел домой. Тихо, словно тень, он открыл дверь и увидел детей. Они, как обычно, начали прыгать и кричать:
— Папа, папа пришел! Уже весна, папа, когда же нам землю дадут? Когда же мы будем копать и сеять?!
Авраам с горечью и жалостью молча смотрел на детей, застыв на месте.
— Что с тобой, Авраам? Что случилось? Почему ты так расстроен? — забеспокоилась Зельда.
Авраам сокрушенно махнул рукой, тихо сказал:
— Конец, Зельда, конец…
— Что значит конец?
Авраам подошел к ней и едва слышно шепнул:
— Мы уже больше не хозяева имения, пан вернулся обратно…
Долгожданная весна пришла, но ни Илюсик, ни остальные дети уже и словом не обмолвились о земле, которую им обещали дать. Они молча сидели у окна и, прижавшись друг к другу, смотрели, как по улице маршируют чужие солдаты и поют песни на непонятном языке.
— Зачем они пришли сюда? Это пан их привел? Правда, что они хотят забрать нашу землю? — приставал Илюсик к отцу…
— Они, окаянные, затем и пришли сюда…
— А когда их прогонят отсюда?
— Скоро, скоро, сынок.
— Надо поскорее прогнать их, ведь уже весна, нам надо пахать и сеять…
Удрученный, печально смотрел Авраам на голодных детей и бормотал с болью в душе:
— Что делать? Что делать? Как будем жить?
— Не отчаивайся, Авраам, что-нибудь придумаем. Свет клином не сошелся… — утешала его Зельда. — Не нас одних постигло такое несчастье. Что люди будут делать, то и мы…
— Когда и другим тяжело, разве мне легче?
— Пойди пройдись немного, поговори с людьми, — посоветовала Зельда. — Послушай, что они собираются делать.
— Куда идти? О чем говорить? Они тоже не знают, что делать…
Немного погодя он все же вышел на улицу и подался сам не зная куда. На улицах было пусто, безлюдно. Кое-где прошмыгнет человек и сразу исчезает. Только возле рынка он заметил толпу людей. Подойдя к ним, он услышал, как один высокий, широкоплечий мужик в свитке рассказывал:
— Пан вернулся и начал буйствовать, жестоко расправляться со всеми, кто хозяйничал в имении, когда тут были красные. Панские прислужники ловят наших людей, убивают их, вешают, пытают и мучают до полусмерти… редко кому удается вырваться живым из рук палачей.
Это известие вконец пришибло Авраама. Осторожно оглядываясь, стараясь никому не попадаться на глаза, он побрел обратно. Неожиданно недалеко от своего дома он встретил соседа Моисея Кимблака. Сгорбившись, тот изо всех сил тащил нагруженную тачку с дровами. Авраам не сразу узнал бывшего кантора, которого привык видеть в синагоге всегда в атласном кафтане, опоясанном широким шелковым кушаком, в ермолке. Надрывая горло, кантор молил всевышнего, чтобы он пожалел людей и ниспослал им благодать. Теперь Моисей стал жалким, надломленным, согнувшимся под тяжестью нужды и горя.
«Вот что нужда делает с человеком, — сочувственно подумал Авраам. — Кантор, как лошадь, тянет груз. Может, и мне взяться за такое дело?»
Напрягая последние силы, Моисей Кимблак карабкался в гору со своей тачкой, нагруженной тяжелыми поленьями дров. Авраам чувствовал, что он вот-вот выбьется из сил и упадет вместе с тачкой, скатится вниз и, упаси боже, покалечится или разобьется. Авраам подтолкнул тачку, и она вкатилась на гору. Обернувшись, Моисей, весь мокрый от пота, увидел Авраама.
— А я думаю, почему это мне легко стало, — сказал Моисей, — оказывается, это вы руку приложили. Большое спасибо. Сам бог вас послал. Если бы не вы, я уже, может быть, лежал под горой.
— Что вам сказать? Конечно, было бы лучше, если бы этот груз лошадь тащила. Но что поделаешь? Когда нет лошади, сам превращаешься в лошадь, душу не выплюнешь… Для меня ничего нет трудного, лишь бы заработать на кусок хлеба.
Моисей сел на оглобли своей тачки, вытер пот со лба и, тяжело дыша, спросил:
— Откуда идете, реб Авраам?
— Ищу кусок хлеба для своих детей и не знаю, где его найти.
— Может быть, и вам хочется впрячься в оглобли?
— А почему бы нет? Наверное, придется… А что делать? Скажите правду, на хлеб можно заработать этим?
— Если бог посылает заработок, можно кое-как прожить.
Авраам только собрался поподробнее расспросить об этом, но тут подошел хозяин дров.
— Ради бога, прошу вас, скорее везите дрова. Я очень тороплюсь, — попросил он. — Отсюда уже недалеко.
Моисей покатил тачку дальше. Авраам постоял немного, глядя вслед, и быстро зашагал. Идти домой с пустыми руками и видеть своих детей голодными ему было тяжело, и он долго еще бродил по улицам. Зельда уже не знала, что и думать.
— Где ты пропадал целый день? — наконец увидев Авраама, обрадованно спросила она.
— Искал работу.
— Умойся, перекуси хоть немного.
— Ты что-нибудь сварила?
— А как же… Сварила. Я все углы обшарила и кое-что нашла.
Зельда подала мужу тарелку кулеша, которую он сразу же опустошил, добавила еще немного. Когда Авраам поел, она сказала: