Под жарким солнцем
Шрифт:
Город только начинал просыпаться. Куда-то торопились отдельные прохожие; оборванные и чумазые беспризорные дети с черными лицами выглядывали из котлов для варки асфальта, в которых они грелись, а сейчас решали, куда бы им направиться, чтоб стащить или выклянчить что-нибудь и заморить червячка. Нищий, которого Авраам еще вчера заметил на углу, уже стоял на своем месте. Обнажив искалеченные на войне руки, он пел душераздирающую песню и просил Христа ради милостыню.
Когда Авраам подъехал к вокзальной площади, там уже стояло несколько извозчиков. Он стал в стороне и принялся ждать.
Неожиданно появился Илюсик.
— Ты зачем прибежал? — рассердился Авраам.
— Почему без меня уехал?
— Что тебе тут делать? Зачем тащился в такую даль?
— Я на подводе доехал… Хочу тебе помочь.
— Сию минуту уходи домой.
— Не пойду, буду помогать… Увидишь, как помогу…
Вскоре резкий гудок локомотива всколыхнул предрассветную тишину.
Илюсик побежал навстречу выходящим из вагонов пассажирам с криком:
— Кому нужен извозчик? Пожалуйте сюда, а то мы скоро уезжаем!
Не успели извозчики оглянуться, как Илюсик уже привел двух пассажиров с чемоданами.
— Куда вам? — обратился Авраам к одному из них.
— На Раскопную, — ответил тот.
— А вам? — повернулся он ко второму пассажиру.
— На Садовую.
— Это в противоположных направлениях. Если хотите, подождите немножко, я приеду за вами, — предложил Авраам.
— Хорошо, — согласился пассажир.
Авраам хлестнул лошадь; он уже давно не был так счастлив, как в эту минуту, когда убедился, что его лошадь действительно тянет, что колеса дрожек катятся легко и что сегодня он принесет первый заработок — заработок извозчика.
Когда Авраам возвратился к вокзалу, второго пассажира уже не было. К счастью, вскоре прибыл второй поезд. Илюсик снова побежал на платформу и привел пассажира. Везти его нужно было далеко, и дорога предстояла нелегкая, но Аврааму не хотелось упускать такой случай. Он молил бога, чтобы лошадь не обессилела в пути и чтобы успел вернуться домой до зажжения свечей к субботней трапезе.
Надвигались сумерки, начинало темнеть, когда он с большим трудом довез пассажира до места и вернулся домой. Дома Зельда уже зажгла вечернюю лампаду и, прикрыв глаза ладонями, начала молитву над зажженными свечами.
Пока Авраам распрягал лошадь, кормил ее, Илюсик сообщил маме, братишкам и сестренкам радостную весть:
— Сегодня были пассажиры. Мы неплохо заработали!
Авраам умылся, поздравил всех с наступающей субботой и, подходя к Зельде, сказал:
— Сегодня я должен бы пойти в синагогу и поблагодарить бога за то, что он благословил нас к субботе неплохим заработком.
— Бог простит тебе, — отозвалась Зельда. — После такого тяжелого дня ты разве в силах идти в синагогу?
Она приготовила субботний стол. Вместо двух хал, как следовало по обычаю, она положила два куска макухи, накрыв их белой скатертью.
Авраам помолился, Зельда и дети уселись вокруг стола. Авраам произнес, согласно ритуальному обычаю, молитву «кидиш» и снял скатерть, но вместо двух кусков макухи там лежал лишь маленький кусочек.
— Где же макуха? — удивленно спросила Зельда. — Ведь я приготовила на столе два больших куска, куда они делись?
Илюсик покраснел и смущенно признался:
— Я отдал макуху лошади. Она сегодня заработала на хлеб и еще будет зарабатывать. Нужно, чтобы она набралась сил.
За субботний день лошадь отдохнула, подкормилась, повеселела. С воскресенья до четверга Авраам выезжал на вокзал, но не всегда находил пассажиров. В пятницу прибыли два поезда, и он неплохо заработал. Ему хотелось обрадовать семью, но, как назло, лошадь понуро плелась, и они только к вечеру приехали домой. Он надеялся, что за субботу опять подкормит лошадь, она отдохнет, наберется сил и в воскресенье они успеют на вокзал к первому поезду. И если улыбнется счастье и будет пассажир, а то и два сразу, как это было сегодня, и если даже с ним расплатятся не так щедро, как в этот раз, все равно будет неплохо, лишь бы вернуться домой не с пустыми руками.
Наскоро поужинав, Авраам вышел в конюшню. Он собирался на ночь замесить в корыте отруби с мякиной, но, услышав, что кто-то возится в стойле, испуганно спросил:
— Кто там?
— Это я, папа, — отозвался Илюсик.
— Что ты там делаешь?
— Я хочу покормить лошадь, но она ничего не ест.
— Дай ей отдохнуть. Она очень устала. Уходи оттуда, слышишь?
— Но почему она не ест? Я принес ей макуху и немного овса, а она и не притронулась к нему.
— Я тебе уже сказал, что лошадь выбилась из сил и ей надо отдохнуть, — еще больше рассердился Авраам. — Иди домой.
Илюсик пошел из конюшни, беспокойно спрашивая:
— Почему лошадь такая скучная? Почему она ничего не ест? Неужели только оттого, что устала?
Эти мысли тревожили Илюсика, он не находил себе места. И, хотя продрог и устал за день так, что еле держался на ногах, он решил все же еще раз заглянуть в конюшню. Войдя туда, он увидел отца, который нежно гладил лошадь по крупу, по гриве. Притаившись в уголке, Илюсик услышал:
— Ешь, милая, ешь, родная, набирайся сил, ты же наша кормилица… Мы ведь сегодня с тобой неплохо заработали, и я хочу тебя овсом побаловать.
Илюсику хотелось подойти к лошади и дать ей кусок макухи, который остался у него в кармане, но он не решался выдать себя.
— Господи, неужели она заболела? — прошептал отец, и от этих слов Илюсика бросило в дрожь.
Он осторожно выбрался из конюшни и побрел домой.
— Где ты был? Мало намаялся за день? Сию минуту спать! — приказала ему мать.
Илюсик лег, но сразу заснуть не мог. Он слышал, как вернулся отец, как молча беспокойно вздыхал. Но вскоре усталость взяла свое, и Илюсик заснул.