Под жарким солнцем
Шрифт:
— Слышишь, Зельда, наш добрый сосед отдает нам свою лошадь на выплату!
Прослезившись, Зельда обняла Этю, душевно поблагодарила ее, затем подошла к Моисею, подняла руки вверх, как бы желая благословить его, и промолвила:
— Ангел небесный послал вас спасти нас и наших детей…
— Никакой ангел нас не посылал к вам, — ответил Моисей. — Долг каждого помочь человеку в горе…
Наутро Моисей Кимблак подъехал к Аврааму и, передавая ему свою лошадь, сказал:
— Возьмите, в добрый час, ее, и дай бог, чтобы она служила вам не хуже, чем мне.
Впервые после беды Авраам улыбнулся, запряг лошадь в дрожки и поспешил к поезду.
Извозчики встретили Авраама радостно, поздравили его, пожелали иметь много пассажиров и хороших заработков. А как только прибыл поезд, уступили ему первых двух пассажиров, и он вернулся домой с хорошим заработком.
Илюсик простудился ночью, которую он провел с отцом возле околевшей лошади, и проспал радостное событие, когда Моисей Кимблак привел к ним свою кобылу: не видел, как отец запряг ее в дрожки и поехал на вокзал. Он метался в бреду, ему мерещилась больная лошадь и то, как она околела. Утром он почувствовал себя лучше, а когда узнал, что отец уехал на новой лошади на станцию, хотел побежать туда, но мать его удержала. Ослабев от болезни, он тотчас уснул, проснулся поздно вечером, когда отец уже вернулся домой.
Авраам вынул из кармана первые заработанные деньги, Зельда одолжила у соседа немного керосина, и в доме сразу же стало светло. Раздобыла она и хлеб, и картошку, поставила варить ужин.
Как ни удерживали Илюсика, он соскакивал с кровати и бежал в конюшню посмотреть на новую лошадь. Возвращался оттуда радостный и счастливый:
— Она хорошо ест… Я ей подсыпал в корм отрубей, она тут же все проглотила… Значит, сильная и будет хорошо тянуть! — ликовал он.
Зельда подала на ужин только что сваренную картошку, нарезала хлеба, поставила чай с сахарином, и все наконец-то сытно поели.
С трудом удалось удержать Илюсика в постели еще один день, а поутру, прежде чем отец успел оглянуться, он уже сидел на дрожках и поджидал, когда начнут запрягать лошадь; как только прикрепили вожжи, они оказались в руках Илюсика.
— Я буду погонять. Я умею… — заявил он отцу.
— Куда ты поедешь? Ведь ты еще болен, сейчас же иди в дом! — сердился отец.
Крепко уцепившись руками за вожжи, невзирая на попытку отца уговорить его по-доброму остаться дома, Илюсик, как заправский извозчик, погнал лошадь.
Увидев в окно, что Авраам выехал, Моисей также поспешил на станцию.
Сегодня ему хотелось пощеголять. Гордый, самодовольный, он сел на облучок своего поблескивающего, недавно покрытого лаком фаэтона и, погоняя купленную вчера гнедую кобылу в нарядной упряжке, увешанной бубенчиками, будто хотел сказать: смотрите, едет на своем лихом коне Моисей Кимблак, уступайте ему дорогу.
Сынишка Моисея — Иосик мечтал о том, чтобы сесть с отцом на облучок, как Илюсик, взять в руки вожжи и помчаться на этой красивой резвой лошади, которая несется как вихрь.
Вчера, как только отец привел ее домой, он побежал к своему другу Илюсику.
— Пойдем, посмотришь, какую лошадь купил отец… Ни у кого такой нет… Ты и не видел такой красотки, — хвастался Иосик.
А Илюсику хоть бы что. Он только спросил:
— А ты умеешь вожжи держать? Удержишь лошадь?
— Конечно, умею. И удержу ее, еще как…
Иосика удивляло, что его друг не хочет поглядеть на их красивую лошадь и не завидует ему. Он был сейчас у родителей единственным ребенком. Шестеро детей у них умерло от разных детских болезней. Поэтому родители дрожали над ним, хорошо одевали и баловали, а он тянулся к хибарке Мегудина, к детворе этой семьи, особенно привязался к Илюсику. Нередко получал от друга колотушки, но не убегал от него, во всем старался подражать ему. Если в студеные дни Илюсик выбегал босиком на улицу, Иосик тоже разувался, но всегда простуживался и долго болел, а Илюсику же все сходило…
— Ты болеешь, потому что ты слабый, — дразнил его Илюсик. — А я не простуживаюсь, потому что сильный…
— Почему Илюсик говорит, что он сильный, а я слабый? — задетый за живое, спрашивал Иосик свою мать.
— Потому что он хорошо ест, а ты ешь плохо, поэтому и болеешь.
— Я дома ем плохо потому, что наедаюсь у Илюсика… — оправдывался Иосик.
— Чем ты там наедаешься? Похлебкой? У них ведь у самих нечего есть.
— Если бы ты знала, какая вкусная у них похлебка… Илюсик просит добавку, и я тоже прошу…
— Разве от этой похлебки будешь сильным?
— А Илюсик вот сильный! Посмотрела бы ты, какие сильные у него братишки.
— Ел бы ты хорошо дома, был бы сильнее их, — убеждала его мать.
— Я буду, буду есть, только уговори папу дать мне подержать вожжи, когда он поедет на станцию.
— Что ты, что ты, сынок! Разве можно? Лошадь же тебя, не дай бог, вместе с фаэтоном разнесет.
— А почему Илюсику дают?
— У них лошадь смирная, а у нас…
— Ничего, я ее удержу.
Не сразу мать согласилась на просьбу сына, но потом подсказала мужу, чтобы он разрешил Иосику держаться за вожжи, а сам управлял лошадью.
Иосик был на седьмом небе. Фаэтон Моисея Кимблака вихрем примчался на привокзальную площадь, со всех сторон обступили его извозчики:
— Вот это да!.. Вот так лошадь, орел, да и только!.. — раздались восхищенные голоса. — Теперь, Моисей, ты всех заткнешь за пояс.
Пронзительно засвистел паровоз, оповещавший о прибытии поезда. Извозчики побежали ловить пассажиров.
Вышедшие из поезда пассажиры шли к фаэтону Моисея Кимблака.
«Подвезите, пожалуйста, мне срочно нужно…», «И меня, я заплачу сколько захотите…», «И меня захватите…» — перебивая друг друга, слышались голоса.
В стороне, где стояли дрожки Мегудина, Иосик увидел Илюсика и его отца, которые поджидали пассажиров. Но никто не подходил к ним, и мальчик принялся звать их:
— Кому извозчик, кому извозчик?! Недорого возьмем…
Иосик соскочил с фаэтона, подбежал к Илюсику и вместе с ним во весь голос закричал: