Под жёлтым зонтом
Шрифт:
«Ох, Лари, неужели я способен на это?!»
– А в чем загвоздка? – спросила Арина.
– Как обычно… В деньгах. Этот повар обойдется нам дороже любого из местных. Но ведь и реклама какая! Настоящая французская кухня.
«Он говорит о вещах, которые его безумно увлекают, а глаза такие, будто сейчас заплачет. Что с ним такое?» – ее рука невольно потянулась к его гладкой щеке.
– Ты уболтаешь своего Лари, я уверена, – сказала она. – Ты можешь быть таким убедительным. Уж я-то знаю. К тому же, если он к тебе так хорошо относится…
«Если б ты знала правду, – с тоской подумал Кирилл. – Если б я только посмел
Слегка отклонившись, Арина подняла голову. Дикий крыжовник ее глаз наливался спелостью, пытаясь проникнуть в душу, но Кирилл был к этому готов. Его даже не испугало, что в собранном Аринином лице опять проступило что-то рысье. Когда ее желтоватые волосы были короче, они топорщились за ушами, как кисточки.
– Это все ужасно интересно, – произнесла она так, будто каждое слово содержало рентгеновские лучи. – Только я так и не поняла: какого черта мне надо ехать к Лари?
«О господи, она догадалась!» – похолодел Кирилл, однако голос его прозвучал бесстрастно:
– Я не сказал «надо». Я просто предложил.
– Зачем?
– Я вспомнил, как ты пожирала его глазами. Мне кажется, Лари как раз тот человек, о котором тебе будет интересно написать. У него отпуск. Я договорился, чтобы ты пожила у него пару недель на свежем воздухе. Он очень обрадовался.
«А хватит ли пары недель? Лари ведь не восторженный мальчишка…» Отогнав эту мысль, Кирилл воскликнул:
– О господи, как я проголодался!
– Давай купим по сосиске в тесте, – предложила она.
– Фу! Разве это можно есть?
– Ах ты, гурман хренов, – в сердцах сказала Арина. – Все детство ел алюминиевой ложкой, а вырос аристократом. Как это тебе удалось? Когда ты идешь по улице, к тебе приблизиться страшно.
Он простодушно расширил глаза:
– Когда это тебе было страшно?
– Да как-то раз видела тебя издали… Перед тобой толпа расступалась.
– Никогда не замечал… Да я и не хожу пешком!
– Значит, мне повезло увидеть такую картинку. Очень впечатляло! Твоя прабабушка не служила у великого князя?
Кирилл возмутился:
– Как ты можешь так думать о моей прабабушке?!
– Ты хоть знаешь, как ее звали?
– Нет. Не помню. Надо посмотреть в старых альбомах.
Арина наставительно произнесла:
– Надо помнить свое прошлое, королевич!
– Не всегда, – не сразу отозвался он. – Иногда его лучше забыть
Глава 3
Когда раздается сухое пощелкивание замка, я невольно замираю, ожидая услышать что-нибудь вроде: «А, это ты…» И невысказанное – «всего лишь», «опять», «черт бы тебя побрал!»
Уверен, Арина думает про себя: «Был бы ты настоящим мужиком, забыл бы о том, что подарил мне эту квартиру и убрался бы к чертовой бабушке!» И я с ней согласен. Вот только мне никак не удается стать таким, как она хочет. Невидимым…
В первые месяцы, когда я просто с ума сходил, изобретая способ, как приручить мою маленькую рысь, то пытался воздействовать на простейшие органы чувств. Если со стены исчезают часы, человек должен заметить их отсутствие и переполненность дома тишиной. Я предполагал, что значу для Арины не больше, чем те часы, но оказалось даже меньше. Я пропадал на неделю, а то и две, не звонил ей, а когда возвращался, то не слышал ни одного вопроса. Она встречала меня с обычной насмешливой холодностью, обсыпала разными прозвищами, вроде «баловня судьбы», «денди лондонского» и «глазастика», и я терялся, не понимая: то ли она так ласкается, то ли хочет обидеть.
Я давно перестал ревновать Арину к людям, которые становились героями ее книг. Даже научился находить забавным то, как она выслеживает человека, который сам того не подозревая, стал центром ее загадочной, неизученной Вселенной. Как запоминает все его жесты, улыбки, повороты головы, гримасы, ловит интонации голоса, переливы смеха… Словно хищный цветок моя своенравная девочка затягивала в себя жертву и, напитавшись ее соками, выплевывала, отторгала напрочь. Вся беда была в том, что ее мощное, безмолвное притяжение, в конце концов, отзывалось в мужчинах целой гаммой чувств: удивлением, настороженностью, смятением, интересом… Как правило, когда с их стороны дело доходило до влюбленности, Арина успевала дописать очередной роман, и герой переставал ее занимать.
Но объяснить это обычному человеку было почти невозможно. И в самом деле, кто в состоянии понять, будто зеленоватый огонь ее глаз, еще вчера влекущий в край сумасшедших желаний, угас лишь от того, что дописана последняя страница еще никем не читанного романа? Непонимание требует объяснений. Арина с раздражением отмахивалась от вчерашних повелителей ее души, запиралась на все замки и не поднимала телефонную трубку. Я был вынужден дозываться ее через автоответчик.
Я уже и не помню, как это вышло, но мне пришлось взять на себя роль терпеливого разъяснителя. Наверняка, я сам же и вызвался… Обзывая себя безмозглым тюфяком, я брал в ресторане бутылку хорошего красного вина, лишь бы чем-то укрепить организм несчастного, и являлся к тому домой, потому что обычно это оказывался кто-нибудь из моих многочисленных знакомых. Стараясь смотреть прямо в измученные, больные глаза, я нес какую-то чушь о сложности творческой натуры, о непредсказуемости женской души, о быстротечности всего в этом мире. И не верил ни единому своему слову. Как не верили и все эти люди… Я понял это, когда после моего ухода, один юноша попытался покончить с собой
Тогда я впервые вышел из себя и заорал на Арину. Свирепея от холодноватого непонимания, поблескивавшего в ее взгляде, я кричал, что нельзя так обращаться с людьми, ведь они живые не только в ее книгах, но и на самом деле, и если бы ей самой… Тут я замолчал, ведь представить, будто ей самой доведется испытать хоть нечто подобное, было совершенно невозможно. Рыси не привязываются к человеку. Они только позволяют себя кормить. Но это уже не огорчало меня, а радовало. Ведь кормил-то ее я…
Когда мы встретились, Арина не была еще известной писательницей. То есть она уже что-то писала, и несколько рассказов даже были опубликованы в местных газетах, а один включили в коллективный сборник. Но тогда литература еще не заменила ей остальной мир. Если бы мы познакомились года на три позднее, она в лучшем случае написала бы обо мне роман и тут же забыла. Можно сказать, мне повезло подвернуться в тот момент, когда в Арининой душе оставалось маленькое пространство, не заполненное придуманными персонажами.