Под знаком змеи.Клеопатра
Шрифт:
Когда около полуночи или даже час-два спустя Ирас возвращалась из царских покоев, ей вовсе не хотелось ложиться одной в холодную постель. Поэтому под покровом ночной тишины она незаметно проскальзывала в мою комнату и забиралась ко мне в кровать. Меня обдавало холодом, когда она приподнимала край одеяла. Была середина зимы, и в Антиохии, которая находилась на севере Сирии, ночи были такие холодные, что лужи на улице поутру были покрыты тонкой корочкой льда.
Итак, Ирас забиралась ко мне в постель, а я еще не уснул или уже проснулся от холода, мы крепко обнимались, и это теплое мягкое женское тело казалось мне продолжением моего собственного, моей
То, о чем знал уже весь двор, не укрылось и от Алекса. Поскольку он находился тогда в отчаянном положении и ни Антоний, ни Клеопатра не оценили его воображаемых заслуг, он решил предпринять что-нибудь, чтобы снова — там или тут — стать persona grata. Все знали, что весной Антоний собирается наконец выступить в поход против парфян, а изнеженный Алекс, конечно, предпочитал жить скорее во дворце, чем в палатке, поэтому он решил снова добиться признания при дворе Клеопатры. Кратчайший и наиболее успешный путь к ее ушам проходил через обеих ее горничных. И Алекс сделал все, чтобы вновь покорить сердце своей бывшей возлюбленной.
Но сначала — и над этим долго еще потом смеялись как над особенно удачной шуткой — он попытался завоевать неприступную Шармион. Начал он довольно неплохо, то и дело преподносил ей маленькие, но изысканные подарки, делал тонкие комплименты и — это было довольно умно задумано — предстал в роли слуги, пытающегося служить двум господам, который при этом потерпел неудачу. Он взывал к непоколебимому чувству справедливости, которое было присуще Шармион. И она уже готова была обратить на него внимание из чувства сострадания, но тут вдруг сама она влюбилась. Тому, кто знал эту женщину, покажется маловероятным, чтобы она позволила какому-нибудь мужчине дотронуться до себя.
От Ирас я знал, что Шармион не против любовных утех, но, как говорила она сама, главную роль при этом должна играть она, а партнер должен следовать ее желаниям. До сих пор, однако, если Шармион и допускала до себя время от времени какого-нибудь мужчину, то это сохранялось в полнейшей тишине и тайне.
Но теперь, видимо, поддавшись всеобщей эйфории, жертвой которой стал даже мой слуга Салмо, Шармион, похоже, не осталась равнодушной к ухаживаниям одного из высших офицеров, состоящих при императоре. Речь идет о трибуне Луции Метеллии. Он был командующим легиона и принадлежал к числу тех немногих офицеров Антония, которые вне службы предпочитали носить обычную тогу — без широкой пурпурной полосы, на которую они имели право по своему званию. Этот молодой человек представлял собой редкий случай офицера, которого одинаково ценили как начальники, так и подчиненные.
Метеллий происходил из благородного Лигурийского рода. Он очень быстро продвинулся по службе, хотя для солдата он был слишком образованным, мягкосердечным и недостаточно грубым. Помимо этого он обладал каким-то почти болезненным чувством справедливости, был абсолютно верен командирам, а в отношениях с доверенными ему солдатами проявлял выдержку и терпение. Он был кумиром своих солдат, которые охотно возвели бы ему алтарь, прежде всего за то, что он никогда не приводил в исполнение наказание, наложенное центурионом, не проверив его справедливость.
Луций Метеллий был высоким худощавым парнем, который всегда ходил слегка сутулясь и со своими добрыми умными глазами и неуверенными движениями никак не мог олицетворять идеал римского офицера. Никто не знает, каким
Так что здесь Алекс промахнулся, и когда служанка Шармион принесла назад его подарки, он прекратил свои старания. Но почему бы ему было не попробовать еще раз с Ирас, ведь однажды ему уже удалось оттеснить меня?
Конечно, я заметил его настойчивость и с удовлетворением и злорадством наблюдал, как Ирас отказала ему и поставила его на место. Спустя несколько недель мы сошлись на том, что если Ирас освобождается поздно, то я жду ее в ее комнате. Таким образом, ей не придется утром испытывать неудобство, потихоньку прокрадываясь к себе.
Однажды ночью я, как и раньше, проснулся от холода, когда кто-то приподнял одеяло. Я подвинулся в сторонку, освобождая место Ирас, однако вместо ее доверчивого теплого и мягкого тела я почувствовал, что меня ощупывает чья-то рука.
— Ирас, — услышал я чей-то шепот, но спросонья еще ничего не понял и только пробормотал:
— Холодно, иди же скорее в постель.
— Ирас, это ты? — снова послышался чей-то голос.
Теперь я уже окончательно проснулся, поднявшись, схватил протянутую руку и как следует повернул ее. Гость громко вскрикнул, вырвался, и я увидел, что это Алекс. Вскочив с постели, я заехал кулаком по его красивому лицу и довольно сильно врезал ему между ног. Он взвыл и бросился из комнаты, как будто за ним гналась стая волков. Придя в себя, я было подумал, что это Ирас позвала его к себе ночью или подала ему какую-то надежду. Однако это противоречило всякому здравому смыслу, ведь она знала, что я жду ее в ее постели.
Вскоре появилась и она сама. Когда я рассказал ей о том, что произошло, она чуть не задохнулась от смеха. По ее словам, когда Алекс стал добиваться ее, она в насмешку предложила ему попробовать, сказав, что ее дверь всегда для него открыта.
— В насмешку — ты понимаешь? Однако он был настолько самоуверен, что принял это за чистую монету, и я очень рада, что ты с ним так расквитался.
Конечно, Алекс все понял, однако он и виду не показал, когда появился за столом на следующий день. Ему удалось даже представить свой заплывший синяк под глазом как расплату за свое геройство. Он объяснил, что попытался уладить спор между караульным и императором и угодил при этом меж двух огней — тут он болезненно улыбнулся.
— Как друг и слуга императора, попадаешь иногда в неприятные ситуации, а поскольку они бывают весьма грубыми, приходится быть не слишком чувствительным и щепетильным.
— Ах, бедняжка, — притворно посочувствовала Ирас. — Надеюсь, тебе больше ничего не повредили? Если нужно, Гиппо охотно поможет тебе.
— Нет-нет, — заверил Алекс, — только глаз.
Однако вышел он все же слегка прихрамывая.
Я уже упомянул, что мой слуга Салмо стал жертвой этой всеобщей эйфории, в чем в общем-то не было его вины. Рядом с моей спальней находился небольшой врачебный кабинет. В обязанности Салмо входило появляться там к трем часам дня. Все остальное время он был свободен. Он, как обычно, снял квартиру в еврейском квартале и угодил при этом в ситуацию, которая оказалась одновременно опасной и смешной.