Подари мне себя до боли
Шрифт:
В общем, картинка совершенно не вязалась с образом, который Соня спроектировала у себя в голове, успев познакомится с некоторыми сторонами личности хозяина. Соня бы даже могла признать, что ей здесь нравится, но не могла — обстоятельства не позволяли.
— Максим Андреич, у меня все на старте давно, — услышала Соня мужской голос и обернулась. Навстречу им семенил маленький, абсолютно лысый и сухонький, даже, как будто вяленый на солнце, мужичок.
— Саныч, познакомься, — Моронский приобнял Соню за плечи, но она отшатнулась. Максу это явно не понравилось, но вида он почти не подал. — Это Соня, моя гостья, —
— Красииивая, — протянул мужичок и широко улыбнулся, обнажив редкие, прокуренные зубы, — Сан Саныч. Можешь просто Санычем звать, я тут навроде завхоза, заведую по хозяйственной части, значит. Проходите в дом, чего во дворе топтаться. Банька топится. Мясо сегодня будет — забалдеете!
— Ты не торопись, Саныч. Мы пока не голодные. — сказал Макс, плотнее прижимаясь к Соне сзади. — Мы пока аппетит нагуляем. Пойдём, спальню тебе покажу. — шепнул Моронский на ухо, и снова опустил свою руку ей на плечо.
Можно подумать, у неё есть выбор. Конечно пойдёт!
И пошла, но руку его скинула и широко шагнула вперёд, разрывая соприкосновение тел. И тут же была остановлена. Он схватил ее за капюшон толстовки, дёрнул назад на себя, развернул и стиснул ручищами.
— Строптивая, да? — прорычал он очень близко от ее губ, — Спорим, ты сегодня добровольно вцепишься в меня, как в последний раз, будешь льнуть ко мне всем телом и визжать от удовольствия? Про все забудешь, хорошая девочка!
— В своём уме? — задохнулась Соня, в очередной раз поражаясь его самомнению. Однако, тело ее реагировало совсем не так, как сознание. Она почувствовала, как где-то там глубоко внутри между ног мышцы свело спазмом. Почти до боли. Но вместе с тем мучительно приятно. — Не будет этого!
— Клянусь, Орлова, сегодня ты сама будешь обнимать меня крепко и кричать. Если до вечера этого не случится, отпущу и оставлю в покое навсегда. Если я выиграю спор — мы проводим ночь в одной постели! — И добавил: — Просто спим, успокойся! Если сама не попросишь.
Ага, держи карман шире!
— То есть, я правильно поняла, — решила уточнить Соня. — Если я добровольно обниму тебя, я проиграла?
— Да, совершенно верно. Обнимешь. И будешь при этом визжать от удовольствия.
— Моронский! — Соня засмеялась, потому что это было действительно, смешно. — На свете нет такого вещества, которым можно так обдолбиться!
Зубы Моронского сжались, брови съехались. Соня пикнуть не успела, как его правая ладонь крепко обхватила ее нижнюю челюсть. Пальцы надавили на щёки. Больно, между прочим!
— Строптивая, дерзкая! Смеёшься? — рыкнул он в её открытые губы. — Все, как я люблю! Тем слаще будет ставить тебя на колени.
Вот здесь стало не до смеха. Вот тут коленочки-то сами и подогнулись.
— Теперь пойдём, покажу тебе НАШУ спальню.
Он ослабил тиски, взял за руку и потащил к дому.
Соня закатила глаза, но поплелась следом, путаясь в ногах. Сил показывать характер уже не осталось. А сопротивление его только заводило, судя по всему.
Кроме того, ей, как дизайнеру, было интересно посмотреть на интерьер дома.
В разных комнатах резиденции были использованы одни и те же приёмы и сочетания, и это отлично работало на общую картину. Интерьер не был перегружен деталями и декором, потому что главное в этом доме — геометрия, фактуры и невероятная продуманность
— Это дом родителей, — будто прочитав ее мысли, сказал Моронский. — Они живут здесь, когда приезжают из Штатов.
— Они живут в Америке?
— Давно. Я тоже там вырос. — Он толкнул одну из дверей, ведущих из коридора второго этажа, — проходи, будь, как дома, — сказал он, пропуская ее вперёд, однако сам не отступил и Соне пришлось протискиваться между косяком и его грудью. И всегда, когда расстояние между ними сокращалось до нескольких сантиметров Софья чувствовала, как резко подпрыгивает к горлу сердце. Моронский, наверняка, должен слышать его биение.
— Я хотел поселить тебя в гостевой напротив. Но пари ты проиграешь. Будешь спать здесь.
— Ты никогда не проигрывал раньше?
– Не приходилось.
— Ну, что ж, я буду у тебя первой!
Они стояли на пороге его спальни на расстоянии, позволяющем им ощущать, как растет температура их тел. Соня, смотрела ему в глаза с вызовом, гордо задрав подбородок, с великим трудом заставляя себя не отводить взгляд. И оплавлялась, как свеча.
— Будешь, Сонь, — оскалился в усмешке, — ты обязательно у меня будешь!
Соня сдалась. Она заставила себя отступить на пару шагов в сторону и разорвать притяжение. Тихонько перевела дух.
Чтобы как-то утихомирить колотивший ее озноб, сменяющийся жаром, Соня попыталась переключить внимание на обстановку в комнате. Все здесь было пропитано Моронским. Да, интерьер комнаты был выдержан в общем стиле и цветовой гамме дома. Но она была живая какая-то. Нет, вопреки устоявшимся стереотипам в отношении мужских владений, носков и смятых сигаретных пачек здесь не валялось, но все в ней дышало ИМ. О том, что именно в этой комнате Моронский предпочитал находиться чаще всего, говорили вещи, хаотично расставленные по периметру помещения. Центр комнаты привычно занимала большая кровать, застеленная покрывалом с индейским орнаментом, явно ручной работы. Рядом на полу стопка книг. Слева у окна — гитара в стойке. На полу холсты на подрамниках, написанные весьма экспрессивной рукой, соседствуют с предметами, назначение которых Соня так и не определила — это что-то из другого Мира, который, хорошо знаком заядлым путешественникам. И опять книги, стопками и на полках.
— Ты все это прочитал?
— Ну что-то прочитал, что-то — нет. Знаешь, как бывает? — он подошёл ближе и встал у Сони за спиной, почти дыша ей в затылок. — Открываешь книгу, начинаешь читать, а дальше она либо цепляет и ты не можешь оторваться, либо забрасывается и забывается.
— И что ты сейчас читаешь?
— «Заводной апельсин» Берджесса… — произнёс он тихо, наклонившись к Сониному уху. — О литературе поговорим, или дальше пойдём? — прошептал он и Соня почувствовала как по телу в очередной раз пронёсся разряд, грудь потяжелела, а соски затвердели. — У меня, знаешь ли, спальня сейчас ассоциируется только с двумя вещами. Но спать ещё рано, а трахнуть ты себя не даёшь…