Подари мне жизнь
Шрифт:
— Вот и весь разговор, — произнесла Ольга и зашагала к корпусу, где лежал Антон.
— Девушка, эй, постойте! — крикнул Костя. — Я с вами!
Он нагнал ее и пошел рядом. Пытался заглянуть ей в глаза, но она отворачивала лицо.
— Я ведь сделал тебе второго ребенка, чего же еще? — спросил Костя. — На кого ты теперь-то злишься?
— На себя. На весь мир, — отрезала она. Потом добавила: — У него очень плохие анализы. Сейчас он снова на химиотерапии. Донор может понадобиться в любой день. А рожать мне еще через четыре месяца. Усек? Бык-производитель.
—
— Да ну тебя! — махнула рукой Ольга. Они подошли к входной двери. — Неужели хочешь посмотреть на своего любимого сына?
— А как же? Зря я, что ли, автомат покупал? А ты все-таки язва.
— Тогда ты — аппендикс.
Обменявшись любезностями, они вошли в корпус. Дежурная медсестра, узнав Ольгу, вопросительно посмотрела на Константина.
— Я муж, — сказал он.
— Муженек, — ехидно поправила Ольга. — Пока, увы, такой, другого не завелось.
— Ваши проблемы, — ответила медсестра, пропуская.
Они пошли по коридору к нужной палате.
— Только смотри, в обморок не упади, — предупредила Ольга. — Там очень невесело. Как в Освенциме.
Она оказалась совершенно права. Константин в своей больнице привык ко многому. Но то, что он увидел здесь, поразило даже его, мужчину хладнокровного, крепкого, видавшего всякие виды. Палата действительно напоминала какую-то камеру концлагеря. И даже не потому, что на окнах были решетки, а по той причине, что все детишки здесь были абсолютно лысые, неестественно тихие и молчаливые, с огромными глазами, полными взрослой тоски и тревоги. И явственно ощущалось, что над ними витает тень смерти. Костя совсем сник, идя вслед за Ольгой мимо кроваток. Возле некоторых из них сидели родители и бабушки. Но и те были слишком откровенно удручены, не в силах скрыть свою печаль даже за наигранным оживлением. Все тумбочки у детей были завалены всевозможными игрушками, словно железные машинки и тряпичные клоуны, деревянные лошадки и плюшевые мишки, гуттаперчевые солдатики и целлулоидные куклы могли заменить лекарства, спасти хрупкую жизнь.
— О, Боже… — прошептал Костя, чувствуя, как у него сжимается сердце, а к горлу подступает ком.
Ольга остановилась возле мальчика, в котором он не сразу узнал Антошку. Малыш лежал под капельницей. Слабо улыбнулся матери. Тревожно посмотрел на Костю. Тоже узнал. Ольга присела к нему на кроватку, стала доставать из сумки всякие сладости и подарки.
— Это тебе, — сказал Костя, протягивая Антошке автомат. — Только во врачей не стреляй.
— А ты обещал купить полицейскую машину, — тихо проговорил мальчик. — Обманул, да?
— Вот черт! — вырвалось у Кости. — Выходит, обманул. Но обязательно куплю ее, в другой раз. Просто из головы вылетело.
— А почему так долго не приходил? Я ждал.
— Он не мог, сыночек, — ответила за Константина Ольга. — У него работы много.
Автомат лежал на кровати, рядом с Антошкой. Свободной от капельницы рукой он ощупывал его. Смотрел на них обоих так, словно проникал в самую душу. Лицо было неподвижным, серьезным. Константин почувствовал, как его душат слезы. Он прерывисто спросил:
— Надоело тебе тут, наверное?.. Ничего, скоро выпишут… Снова на дачу поедем. Понравилось там? Помнишь, как гудела печка? Как дикий зверь в берлоге.
Мальчик не ответил, показал пальчиком на капельницу:
— Знаешь, что это такое? Космический корабль. Там по трубкам бегают маленькие зеленые человечки. Готовятся к полету на Солнце. И я с ними полечу. Командиром.
— Только командиром, — поддержал Костя. — А кем же еще? Ты — прирожденный космонавт и командир, Антоша.
Мальчик наконец-то впервые за все это время улыбнулся ему и закрыл глаза.
— Спать хочу… — прошептал он.
Ольга и Константин не двигались, прислушиваясь к его ровному дыханию. Дуло автомата Антошка сжимал в руке. Словно собирался забрать его вместе с собой в космос. Отстреливаться от инопланетян. Ольга тихо поднялась с кровати.
— Пошли, — шепнула она Косте. — Нужно еще с лечащим врачом побеседовать.
Врача, немолодого уже мужчину, с твердыми проницательными глазами, звали очень уж заковыристо — Вильгельм Мордехаевич Попондопулос, видно, намешано в нем было много кровей, но дело свое он знал справно. Едва окинув Константина взглядом, он небрежно кинул:
— Этот, что ли, папаша? — затем, потеряв к стоявшему навытяжку Косте всякий интерес, обратился к Ольге: — Ну, а вы, мама, достали лекарства?
— Вот! — ответила та, протягивая упаковку. — Нейпоген.
— Еще понадобится дифлюкан, — сказал врач. — Запишите. Но стоит он очень дорого. Зато и польза ощутимая.
— Сколько? — спросила с тревогой Ольга. — Я триста еле на нейпоген набрала.
— А дифлюкан на тысячу четыреста тянет, — усмехнулся Вильгельм Мордехаевич. — Да еще его поискать надо.
— Рублей? — поинтересовался Костя и полез в кошелек. — Я тут как раз зарплату получил. Наскребем.
— Долларов, молодой человек, долларов! — оборвал его Попондопулос. — Спрячьте ваши деревянные и ищите зеленые.
Костя почувствовал, что краснеет. Чтобы скрыть досаду, он выпалил:
— А в вашем заведении своих лекарств нету разве? Одни клизмы остались?
— Каков молодец! — вновь окинул его взглядом врач. — Он у вас, матушка, часом, не с обратной стороны Луны прилетел? Или вчера родился?
— Нет, он сам в больнице работает, санитаром, — ответила Ольга.
— Чего же тогда спрашивает? Везде одни и те же порядки и бардак полный. С тех пор, как советскую власть угробили. Теперь вся медицина — платная, за что боролись — на то и напоролись. Так-то вот, коллега! — он похлопал Константина по плечу и снисходительно улыбнулся. Затем торопливо пошел по коридору.
— Да-а, дела-а… — протянул Костя, растерянно взглянув на Ольгу.
— А ты думал! Но особенно-то не волнуйся. Тебя это не касается. Мы с мамой и квартиру продать можем, если особенно прижмет.