Подарок золотой рыбки
Шрифт:
— Подожди. Нам надо поговорить.
— О чем? — настороженно спросила Алиса.
Пейдж не знала, с чего начать. Было столько вопросов.
— Обо всем. О твоей матери и моем отце. О нас.
— Стоит ли? — Алиса пожала плечами. — Да, мы оказались сводными сестрами, но это не означает, что у нас должны возникнуть какие-то отношения. Я сомневаюсь, что у нас есть что-то общее.
— У нас общий отец.
— У тебя было все. У меня ничего. Я не собираюсь тебя полюбить. Я даже не уверена, что хочу тебя знать, — сказала Алиса.
Резкие слова больно ударили Пейдж, но они выражали и ее собственные мысли. Разве она познакомилась бы с Алисой, не случись беда? Ее мать не допустила бы этого. Дед пришел бы в исступленную ярость. А отец… Ее взгляд устремился к отцу. А он? Собирался ли он когда-то познакомить их? Конечно, нет. Это означало бы признаться в обмане, в собственной неверности. Он не мог. Он не мог поставить под угрозу многолетний брак. А что это значит? Только то, что Дэвид никогда не любил Жасмин, и она не могла ему дать ничего такого, что он уже имел? Вот, кажется, наиболее вероятный ответ. Приключение есть приключение. Брак — навсегда, или предполагается, что так.
— Я тоже в этом не уверена, — сказала наконец Пейдж. — Но я также сомневаюсь, что у нас есть выбор. Что-то происходит между твоей матерью и нашим отцом — даже сейчас. Он пошел к ней за несколько часов до нападения.
— Полицейские уже говорили с моей матерью. Она рассказала им все, что знала.
— Ты что-то знаешь о драконе?
— Моя мать просто одержима драконом. Он копия того, что показал ей твой отец. Больше ничего не знаю.
— Может быть, вместе мы выясним, почему дракон настолько важен для наших родителей, — предложила Пейдж. — Ведь странно, что твоя мать нарисовала его. Она же не видела его раньше.
— Моей матери достаточно собственного воображения. Она очень хороший художник и необыкновенный человек. Она не заслужила… чтобы он… — добавила Алиса, бросив сердитый взгляд на неподвижного Дэвида.
— Ни ты, ни я не знаем об их отношениях. Но твоя мать, возможно, последней видела его целым и невредимым. Что очень важно.
— Да ты о чем? Ты думаешь, она на него напала?! — возмутилась Алиса.
— Нет, но при расследовании к ней наверняка еще не раз обратятся. Моя семья очень известна в городе. Мэр, начальник полиции — все они хотят как можно скорее поймать преступника. Пресса пишет об этой истории каждый день. Как только журналисты узнают о твоей матери, они примчатся к ней. Она окажется как под микроскопом. Ей начнут задавать неприятные вопросы, совсем не такие, какие задавала я. Репортеры примутся копаться в ее прошлом, откуда она родом, как познакомилась с моим отцом. Они могут узнать и о тебе.
— Это угроза? — ощетинилась Алиса.
— Я просто указываю на реальность ситуации. Мне нужна твоя помощь. Мой отец получил травму в Китайском квартале. Бьюсь об заклад, местные жители скорее поговорят с тобой, чем со мной. Ты можешь ненавидеть отца, но я уверена, ты любишь свою мать. Мы обе хотим защитить каждый свою семью.
Алиса ответила коротко:
— Я подумаю об этом.
Пейдж достала свою визитную карточку, написала домашний и мобильный телефон.
— Пожалуйста, позвони мне. Не тяни слишком долго.
Алиса взяла карточку. Она остановилась на полпути к двери.
— Ты расскажешь прессе обо мне?
— А ты? — спросила ее Пейдж.
— Зачем мне это? — удивилась Алиса.
— Ради денег. Кто-нибудь может хорошо заплатить тебе за такой материал.
Алиса кивнула, ее рот сжался в горькую линию.
— Буду иметь в виду.
— Черт возьми, — выругалась Пейдж себе под нос, когда Алиса вышла из комнаты. Зачем она подкинула ей такую идею?
Дверь палаты открылась, она подумала, что Алиса зачем-то вернулась, но вошли медсестра и Райли.
— Я обнаружила под дверью вот этого мужчину. Он подслушивал, — хмуро сказала медсестра. — Сообщить об этом вашему дедушке?
— Нет, это мой друг. — Пейдж вышла в холл поговорить с Райли, а медсестра направилась к кровати, проверить состояние больного. — Что ты слышал?
— Кое-что из вашего разговора с Алисой, — признался он. — Я бы не стал подбрасывать ей идею продать вашу историю желтой прессе.
— Алиса сама додумалась бы в конце концов. Она очень сердита. Она до сих пор ничего не знала об отце.
— Тогда она имеет право злиться, — согласился Райли. — Пойдем.
— Куда? — удивленно спросила она.
— Следить за Алисой, — сказал он, шагая по коридору.
Пейдж припустила за ним, не поспевая за его широким шагом.
Они вышли из больницы и увидели Алису, которая направлялась к автобусной остановке.
— Я возьму машину, — распорядился Райли. — Ты следи за ней. Если она сядет в автобус, запиши номер.
— Хорошо. Но зачем за ней следить?
Райли снисходительно улыбнулся.
— Чтобы узнать, куда она пошла.
Пейдж не обратила внимания на сарказм в его ответе, она не понимала, что даст им слежка за Алисой, но, по крайней мере, они хоть что-то делают. Это лучше, чем сидеть в больничной палате и думать, очнется ли отец.
Алиса вышла из автобуса и поднялась по лестнице к верхнему уровню Портсмут-сквер, популярному месту Китайского квартала. С каждым шагом она чувствовала себя все неуютней, особенно, когда проходила мимо детской площадки, где старые китаянки выгуливали детей, чьи молодые матери работали целыми днями. В Китайском квартале ничего не изменилось. Приезжали все новые и новые иммигранты, но полно было и тех, кто жил здесь всю свою жизнь, как ее бабушка и дедушка.
Они поженились сразу после Второй мировой войны. Несколько лет они жили в небольшой, тесной квартире вместе с двумя другими семьями, членов которых они называли дядями, тетями, двоюродными братьями. По правде говоря, родными по крови они не были, просто между чужаками в чужой земле быстро зарождалась и крепла дружба. В конце концов, ее бабушке и дедушке удалось получить собственную квартиру, где они вырастили пятерых, рожденных в Америке, детей. Но в то время как дети, включая ее мать, Жасмин, выросли американцами, ее бабушка и дедушка по-прежнему крепко придерживались национальных традиций и суеверий.