Подарок золотой рыбки
Шрифт:
— Я верю Баду. И я поставлю дом на сигнализацию, не беспокойся. Уверена, у тебя есть дела поважнее, чем нянчиться с бабушкой. Сегодня суббота. Может, тебе захочется пойти на свидание… Может быть, с Пейдж.
— Ей надо звонить в понедельник или во вторник, чтобы назначить свидание в выходные, — буркнул Райли.
— Мне почему-то кажется, что она сделает для тебя исключение. У тебя дьявольское обаяние, Райли, когда ты хочешь пустить его в ход.
— Не думай, что у меня могут быть долгие отношения с Пейдж. Этого не случится.
— Почему?
Он пожал плечами.
— Потому что мы не подходим друг другу, мы в разных финансовых категориях.
— Ну и что? Деньги еще не все, если вы любите друг друга. Но не это настоящая проблема, верно? Ты не знаешь, что значит любить. И боишься доверять тому, кто скажет, что любит тебя.
Райли переступил с ноги на ноги, разговор получился неловкий.
— Пейдж не говорила, что любит меня, потому что она не любит, и я абсолютно уверен, что не люблю ее. Я едва ее знаю.
— Ты достаточно хорошо ее знал вчера вечером, чтобы заниматься с ней сексом. Или ты собираешься убедить меня, что вы только разговаривали?
— Это другой мир, бабушка.
Она рассмеялась.
— Мир тот же самый, Райли. И я не так стара, чтобы забыть, что такое желание.
— Знаешь, мне надо ехать. — Он не собирался обсуждать с бабушкой эту тему.
— Если увидишь Пейдж, передай ей мою любовь, а еще лучше — отдай ей свою.
Пейдж приехала в особняк, в котором жили четыре поколения Хатуэев. Ее встретила самая последняя экономка, Алма Джонсон.
— Позвольте мне ваше пальто, мисс Хатуэй, — сказала Алма. — Вы пришли увидеться с вашей матерью? Она в больнице.
Пейдж отдала ей пальто.
— Я пришла к деду. Он дома?
— Да, он здесь.
— Я пойду наверх. Спасибо.
Пейдж пошла на третий этаж, ноги слушались плохо, а сердце беспокойно колотилось. Она твердила себе, что ее дед неплохой человек, он просто нетерпеливый, самоуверенный, безжалостный. Ладно, может, есть в нем что-то недоброе, он определенно способен затаить обиду. Дедушка сто раз рассказывал историю о друге детства, посмевшем пригласить девушку, которой он, Уоллес, интересовался. Уоллес никогда не простил его. Их десятилетняя дружба рассыпалась в прах.
Вот почему Пейдж колебалась, стоя в коридоре возле его кабинета. В беседе с дедом о Делани и драконе или даже о ее собственном месте в бизнесе Хатуэев заключался определенный риск для нее. Она чувствовала бы себя спокойнее и увереннее, если бы Райли оказался рядом, но Пейдж знала, что это должна сделать она сама. Это ее семья, в конце концов.
Пейдж взглянула на портрет бабушки на стене рядом с дверью, ведущей в кабинет деда. Портрет был написан накануне ее свадьбы с Уоллесом. У Долорес Каннингем Хатуэй мягкая улыбка и спокойное выражение лица, словно она знала, чего хочет от жизни. Пейдж спрашивала себя, удавалось ли бабушке смягчать острые грани характера своего мужа, или он управлял ею так, как и всеми остальными. К сожалению, она никогда этого не узнает. Бабушка умерла задолго до ее рождения, и Уоллес одинок сих пор. Пейдж предполагала, что, вероятно, были женщины в его жизни, но если и были, то он держал их подальше от семьи.
Неужели он так любил бабушку, что не смог быть ни с кем другим? Неужели он умел так любить? Трудно поверить. Он жесткий, холодный человек. Может быть, он был тогда другой, а потом изменился. Смерть жены и ребенка способны переломить любого человека.
Как странно, оба — ее отец и дед — потеряли своих дочерей — первых дочерей.
От этой жуткой мысли ее пробрала противная дрожь. Это не результат проклятия. У них не было дракона, он только что появился с чердака дома Делани. Если бы кто-то испытал проклятие на себе, то это был бы Нед. Но Нед Делани и ее дедушка знали друг друга. Они засняты вместе на фотографии. Что это значит? Дотрагивался ли Нед Делани до дракона, и достаточно ли этого, чтобы проклятие начало действовать? Или все это глупости?
Пейдж покачала головой, пытаясь отделаться от тревожных мыслей. Ей нужно сосредоточиться на настоящем, а не на прошлом. Несмотря на то что, возможно, придется разбираться в прошлом, чтобы объяснить многое в настоящем. Черт возьми, она бегает по кругу.
Она подняла руку и постучала в дверь. Мгновение спустя Пейдж услышала грубый голос деда:
— Входи.
Он стоял перед камином, готовый ударить по мячу для гольфа и отправить его в цель. Он уже поднял руку для замаха, когда она вошла, и Пейдж терпеливо ждала, пока он ударит по мячу.
— Попал, — сказал он удовлетворенно, наклонился и поднял мяч. Он наконец посмотрел на внучку. — Что случилось?
Да, не самое теплое приветствие. Но ей нужно не тепло, а правдивый ответ.
— Ничего не случилось. Я просто хотела поговорить с тобой кое о чем.
— Что-то случилось на вчерашней пресс-конференции?
— Не знаю, я ничего не слышала. Но это не то, что…
— Тебя там не было? — перебил он с досадой. — Почему ты не пошла туда?
— Мама, как всегда, хотела справиться сама.
— Черт побери, Пейдж. Ты Хатуэй, а не твоя мать. Когда ты собираешься начать доказывать это?
Вопрос озадачил ее.
— Я… э-э… Мама финансовый директор компании. Она выше меня по должности.
— Ты позволила ей опередить тебя.
Он присел на подлокотник дивана, не выпуская из рук мячик.
— Я не ухожу с поста генерального директора, потому что ты еще не готова. Может, ты никогда не будешь готова. Может, ты унаследовала от отца больше, чем я думал.
— Не понимаю… — совсем стушевалась Пейдж. — Я не могу просто взять все на себя. У меня даже нет никакой должности.
— Тебе и не нужна должность. Ты — Хатуэй.
— Все, чем я занимаюсь, это планирование приемов.
— Ты и будешь делать только это, пока не сумеешь постоять за себя.
Пейдж смущенно уставилась на деда.
— Не знала, что ты хочешь, чтобы я заняла в компании другую позицию.
— Ты все, что у меня есть, — сказал он тоном, в котором не слышалось ни любви, ни гордости. Фраза прозвучала скорее довольно оскорбительно. — Если бы у твоего отца родился сын, который продолжил бы наш род… Но нет, он нарожал девчонок, — продолжал Уоллес. — Он не смог даже этого для меня сделать.