Подарок золотой рыбки
Шрифт:
— Спускаемся?
— Точно. Ты заслужила удовольствие. Тебе понравится.
Пейдж снова надела шлем и села на велосипед. На мгновение стало страшно из-за крутизны спуска, но она прогнала его. Сегодня особенный день — ни шагу назад. Только вперед.
Она катилась вниз по склону, ветер дул в лицо, слезы выступали на глазах. Пейдж не собиралась лгать себе — не ветер заставляет ее плакать, а чувства, которые наконец прорвались наружу. И странное дело — она даже не понимала, какими усилиями держала их в себе до сих пор.
— Как дела? — спросил Райли, остановившись рядом с ней внизу.
— Здорово, но это не самая лучшая часть, — призналась она. — Самая лучшая — последние несколько футов к вершине холма.
Его глаза ярко вспыхнули. Их взгляды скрестились — они хорошо понимали друг друга.
— А ты чувствовал то же самое? — спросила Пейдж.
— Как обычно, — признался он. — Но сегодня самая лучшая часть — когда я целовал тебя, а ты отвечала мне.
Она улыбнулась ему.
— Мне неприятно прерывать тебя, Райли, но ты мог бы получить этот поцелуй час назад, когда мы стояли в гараже.
Он рассмеялся.
— Теперь говори.
— Вернемся обратно в твою квартиру.
— Чувствуешь себя дерзкой?
— Абсолютно. И мне это нравится!
Пейдж оседлала велосипед и поехала обратно, туда, откуда они начали путь. Неважно, опередит она Райли или нет. Она уже выиграла самую большую битву, происходившую внутри нее.
18
Днем в субботу Алиса взбежала по лестнице к квартире матери и постучала в дверь. Ожидая, когда ей отворят, поймала себя на том, что стоит и глупо улыбается. И не в первый раз после того, как вышла из квартиры Бена накануне вечером. Она хорошо провела с ним время, лучше, чем ожидала. Алиса убедилась, что этот парень не растерял того, что ей нравилось в нем и раньше: интеллект, чувство юмора, способность читать ее мысли, умение заставить ее воспринимать жизнь чуть менее серьезно.
Если бы только он не был китайцем или, по крайней мере, если бы он не жил в Китайском квартале и не был так тесно связан с этим сообществом, может быть, тогда она отнеслась бы к нему как мужчине, с которым можно встречаться. Но… Алиса оглянулась через плечо, понимая, насколько близко отсюда живет Бен — всего в трех коротких кварталах. Недостаточно далеко.
Ее мать наконец открыла дверь.
— С тобой все в порядке? — спросила Жасмин, оглядывая ее с головы до ног, словно проверяла — нет ли у дочери ушибов или переломов.
— Я в порядке. А почему ты спрашиваешь?
— Я названиваю тебе со вчерашнего дня. Почему ты не перезвонила мне?
— У меня не было возможности, — солгала Алиса. Она могла позвонить сто раз, но не сделала этого, вовлеченная в события — пропажа дракона, проблемы матери, внезапное обретение отца и сестры. — Что случилось? — спросила она, заметив глубокие морщины, прорезавшие лоб матери. — Ты расстроена? Почему?
— Ты напрасно говорила с дедом о драконе.
— Ну, я столкнулась с ним на площади. Я собиралась расспросить бабушку, но не нашла ее. В магазине ее не застала.
— Она приходила ко мне.
— Ан-Мей приходила сюда? — недоверчиво переспросила Алиса. — Что она сказала? Что она хочет?
Вместо ответа Жасмин немного отступила и уставилась на еще не просохшую картину. Она стояла и молчала. Алиса не понимала, в чем дело. Она, конечно, заметила, что мать снова нарисовала дракона, этот получился более четким, все детали были прорисованы ясно, а прежде были размытыми.
— Ты не можешь остановиться и не рисовать его, да? — спросила она.
— Я стараюсь, но что бы я ни рисовала, всегда получается он.
— Что хотела бабушка?
— Она сказала мне, что я видела дракона в музее на Тайване. Будто бы я пыталась прикоснуться к нему, раздался сигнал тревоги и испугал меня. Вот почему я вижу такие страшные сны о нем.
Алиса размышляла над объяснением. Как все оказывается просто.
— Почему она не рассказывала тебе об этом раньше? Дедушка уверял меня, что ты никогда не видела в реальности дракона из своих снов.
Ее мать казалась смущенной.
— Не знаю, Алиса.
— Они скрывают от нас правду.
— Мы не должны говорить плохо о старших. Неправильно, неуважительно с нашей стороны. Мы должны их уважать.
Алиса слышала эти слова тысячу раз, но все труднее было соглашаться с ними, потому что поведение бабушки и дедушки нельзя назвать честным по отношению к ним.
— Мама напомнила мне, что в истории с драконами рассказывается о проклятии, которое падает на всех первых дочерей, — продолжала Жасмин. — Я прикоснулась к дракону в тот день, и поэтому могу навлечь проклятие на тебя, Алиса. Я очень беспокоюсь.
От слов матери она едва устояла на своих высоких каблуках. Алиса никогда не думала о проклятии по отношению к себе. Она верит в проклятия? Разве это не просто глупое суеверие?
— Я не боюсь, — самоуверенно бросила она, стараясь не обращать внимания на беспокойство, охватившее ее.
— Не надо дразнить судьбу, — покачала головой Жасмин.
— Бен рассказал мне о проклятии. Но мы ведь не знаем точно, является ли этот дракон частью набора, о котором говорится в той легенде.
— Ты виделась с Беном? — удивленно спросила мать. — Зачем ты это сделала? Для чего тебе волноваться о драконе?
— Я беспокоюсь о тебе. Дракон пропал, а ты, может быть, последняя видела его перед тем, как мистера Хатуэя ударили по голове в нескольких кварталах отсюда. — Алиса не могла заставить себя называть его отцом. По-прежнему он для нее оставался нереальной фигурой.
— Я не ударяла Дэвида.
— Конечно, нет. Но он богатый человек, у его семьи огромные связи. Если им нужно кого-то обвинить в случившемся, то тебя — проще всего.
— Не беспокойся обо мне, Алиса.
— Боюсь, это невозможно. Я люблю тебя. Ты моя мать.