Подборка из юмористического журнал 'Magazin' 1996-97 годов
Шрифт:
В пятьдесят уже ясно. Как в тридцать жены нет и не будет, в сорок денег если нет, то уж и не будет, так в пятьдесят - калибр, мораль, предназначенье, фарт - твое, и не отнять.
Вот Миша - он счастливчик в натуре по жизни. Природный любимец. Такой он легкий и всегда уместный - загляденье. Стол вокруг него кипит, а с девушками что-то такое делается... Хотя ему от них ничего не надо, кто Таню видел, тот поймет. Жена-артистка - испытание. Искус, можно сказать. И Михаил легко проходит его день за днем, легко, повторяю, и снисходительно, потому что он искусник.
Вся страна видит, как работает Новоженов. Постоянно что-то пишет в поезде, в аэропорту, на тусовке Шендерович. Удивленно сидит за факсом в своем офисе Жванецкий. Блистательно формулирует перед камерой Горин. Пытливо слушает людей и коварно запоминает писательница Токарева Виктория. Но я никогда не
Однако Миша работает и даже отчасти бьется в бытовых силках. Но одни, суетясь в своих проблемах, запутываются еще больше, другие губят душу в компромиссах, а Миша из тех молодцов, которые, свалившись в сметану, неутомимо как бы пляшут, а на самом деле трудятся там, пока не собьют ее в масло. Автосервис, и няни, и маляры, и гаишники, и судьба идут навстречу Михаилу, потому что он вальяжен и чужд суетливости и, взаимодействуя со средой, совершает лишь необходимые и достаточные движения. Будучи искусником.
На посторонний-то взгляд эти движения, как уже сказано, - праздный танец типа чардаш, произвольный орнамент. А на деле - прямая магистраль жизни, кратчайший путь к удаче - что в сумме и есть везение.
"Я падок на то, чем заниматься не надо",- это свойство широкой и талантливой натуры, и плоды оно приносит щедрые и неожиданные.
Казалось бы - потомственный питерский интеллигент, заядлый скептик и иронист, любимец Райкина - и оперетта? Однако, воспитанный мальчик, не смог отказать Яну Борисовичу Фриду и пошел с ним на "Сильву" в Музкомедию и, потрясенный сокрушительным успехом странного зрелища, задумался о природе этой глупости, этих нелепых совмещений: Бони, скушай конфету + великая музыка, а в результате слезы счастья на похорошевших лицах сограждан. И написал киноверсию "Сильвы", а потом и другой оперетты - "Вольный ветер". А судьба-то, как не раз бывало в истории, уже разрабатывала план поощрения отзывчивого и работящего братца. Чисто водевильный ход: нет актрисы на главную роль. Фрид вводит разнообразных красоток, одну другой лучше, те хлопают глазами - а Пепиты нет. И после очередной бездарной пробы автор в отчаянии валится дома перед телевизором, а там - ленкомовская "Гренада". И десять женщин, составляющих жизнь Светлова, играет одна артистка. Делает это замечательно, нравится ему жутко, и, как Золушка, исчезает. Назавтра автор мчится на площадку и кричит, что есть, есть одна классная девка, не знает, как зовут! И старая ленфильмовская фея Фрид по косноязычным описаниям догадывается, что эта прекрасная девушка как раз снимается сейчас здесь на студии, - в "Блондинке за углом". Пепита совпадает с Догилевой, как хрустальный башмак, следует цепь обязательных закулисных интриг - в один из последних дней съемок автор знакомится с героиней. Попадания такой точности бывают только в сказках и опереттах. Остальное вы знаете. Сейчас там произрастает младенец Екатерина, родившаяся, по словам циничной мамаши, с лицом еврейского Чингисхана.
Бога за бороду Миша держал с детства. Школьником дружил со взрослыми ребятами-физиками. ("Почему?" - "Я был ребенком огромного ума, это во-первых...") А во-вторых, играл с ними в самодеятельном ансамбле, которым руководила его мама-музыкант. Подыгрывал им. ("На чем?" - "На сцене".) Попал в реформу школы ("У нас - или придурок, или реформатор. Третьего не дано. Хрущев был реформатор"). Оказался в восьмилетке. Под влиянием дружбы с инженерами-холодильщиками ушел в холодильный техникум. ("В моем воспаленном мозгу сложилась картина, как я на фоне черных звезд в белом халате перед осциллографом..."). На пути к тайнам глубокого холода научился курить и два года лопал дармовую колбасу на практике в цехах колбасного завода. Таким образом, вместо трех лет школьного занудства имел два с половиной года гульбы и веселья, в которых и закалил свои мозги и приумножил "огромный ум". И вправду, как ни странно, этот ум подростка Михаила так не по-детски развился, что уже в вузе (не холодильном, там ему не понравился дядька на собеседовании, а в каком-то другом, что также, впрочем, не имело значения для отечественной науки и техники) он стал сочинять всякие штуки, которые очень скоро полюбились звездам эстрады. Поэтому Михаил, как все его будущие коллеги, взял незатейливый псевдоним Мишин - и совсем ушел из
– Ну расскажи, расскажи, как ты с Райкиным-то!
– трясясь от любопытства, просила я.
Но Михаил отрезал, что его воспоминания об Аркадии Исааковиче были уже неоднократно опубликованы, в том числе в журнале "Магазин", и он больше не может их девальвировать. Поэтому я тоже отсылаю вас к номеру 6 журнала за прошлый год, заодно можете сами убедиться, как тонко, остроумно и сочно пишет писатель Мишин, за что его и любит та часть публики, что ходит на еще на эстрадные концерты. Впрочем, все реже.
– Ты грамотный человек, - польстил мне Михаил.
– Когда в последний раз ты видела афиши с моим именем?
Пришлось замяться, а Михаил с горечью вскричал: "Никогда!" Что, конечно, преувеличение, потому что у него есть даже такая уникальная афиша, где его, Мишина, имя набрано красным, а Аркадия Райкина - синим. "Было, соглашается.
– В той стране и в той жизни".
А в этой стране и в этой жизни Миша, по его словам, встал перед дилеммой: кем он все-таки должен быть - "пишущим выступалой или иногда выступающим писалой"? И вот тут в наше смутное время, когда "писалы" вынуждены заниматься бизнесом, а "выступалы", в смысле эстрадные авторы, вообще никому не нужны, потому что жанр тихо издыхает, аукнулся один старый навык, который практичный Михаил приобрел в беззаботной юности от нечего, как обычно, делать. А именно: изучил языки. Языков он знает - так, чтоб иностранных - два: английский и испанский. Однажды я обратилась к нему с предложением перевести песню, по знойности звучания показавшуюся мне испанской. "Эт' я не знаю, - по обыкновению развязно отмахнулся Михаил. Эт' каталонский диалект..." Но песню, надо сказать, перевел.
Ну, то есть, как наиболее пытливые уже догадались, Михаил Мишин практикует временно как "переводила", чем и затыкает не только бреши в своем бюджете, пробитые маленьким Чингисханом, но и в некоторой степени обогащает, так сказать, культурный контекст своей страны. Пьеса Леонарда Герша "Такие свободные бабочки", бродвейский хит в его переводе, идет в двадцати российских театрах. А в английской пьесе Кадарда "Невероятный сеанс", которую поставил в Пушкинском блудный Михаил Козаков, второй раз в жизни состоялась творческая встреча Михаила Мишина с Татьяной Догилевой. Просто на диво в семье царит просвещенность и гармония. Медалистке гуманитарной школы и звезде не приходится краснеть за нашего друга Михаила. Как вы убедились, это довольно культурный человек; не только писатель, но, что отрадно, и читатель.
И теперь смотрите, чем порой оборачивается это умение читать, особенно на экзотических языках.
Миша придумал сюжет для небольшого рассказа. Некто выбрасывается из окна и, пролетая мимо других окон, видит, что за ними происходят драмы куда серьезнее, чем его собственная. Приобретает новый опыт, новое мироощущение и приземляется уже, в общем, другим человеком. Спустя какое-то время он, от нечего делать, читает в испанской газете интервью Гарсиа Маркеса. И очки от изумления всползают ему на лоб. Великий колумбиец говорит о литературных сюжетах и вспоминает лучший в мире, который встретил у неведомого Мишину кубинского писателя. Как некто выбрасывается из окна и, пролетая мимо других окон... Далее по тексту. Десант кубинца в творческую лабораторию по месту жительства писателя Мишина можно было смело исключить. Оставалось принять к сведению, что ты также сделал гениальное изобретение. Параллельно, независимо от изобретателя с соседнего полушария. Есть же закон Бойля - Мариотта, Ломоносова там и Лавуазье. Засчитывается обоим. В литературе, к сожалению, параллельные открытия не считаются. "Было, старик", - скажут тебе и будут правы. Каким бы искусником ты ни предстал.
На меня сильное впечатление произвела эта притча. На самом деле обнаружить, что твоя такая богатая идея уже реализована, да еще на какой-то там Кубе, для иного - что удар по печени. Но организм Мишина реагировал не разлитием желчи, а лишь очередной веселой байкой за очередным столом. Это опять-таки дает мне основание говорить о Михаиле как о свободном человеке, как, в сущности, о пьющей, курящей и бородатой бабочке.
Это дает мне основание смеяться, когда Михаил, по своему обыкновению, ноет и прибедняется. Я догадываюсь, почему он это делает. Воспитанному пятидесятилетнему господину, ему неловко перед нами за свой уровень свободы, за свою везучесть, за праздник, который коренится в его морфологии.