Подчинись нам
Шрифт:
Шаг назад получается сам собой. И лишь прижавшись спиной к сомкнутым дверцам, я понимаю, что нарушила его приказ.
Не избегать его прикосновений. Так он кажется сказал?
Только на этот раз моя непроизвольная реакция производит на хозяина совершенно другой эффект. Мужские губы дёргаются в хищном оскале. Глаза сужаются, и тяжёлый взгляд сосредотачивается на добыче. На мне.
Миг, одно его плавное неотвратимое движение, и я оказываюсь припечатана к стенке этим огромным телом. Буквально распята. Вздёрнута
На горле огромная лапища. Мешающая дышать. Вынуждающая неотрывно смотреть в чёрную бездну.
— Замри, зверушка. Знаешь, что такое охотничий инстинкт? — шипит он мне на ухо. И двигает бёдрами, ритмично вжимаясь… там. Продавливая мою плоть. Почти проникая.
В ушах шумит. Дыхание спирает, и снова темнеет в глазах.
— Да, — сиплю я хрипло.
— Ты и твой страх даже во мне будят звериную суть. Потребность догнать, взять, подчинить. Сломить любое сопротивление. Хочешь выжить? Тогда не провоцируй. Подчинись сама, — рычит мой хозяин.
Рука с моей шеи скользит на затылок, перехватывая волосы. Сжимая их и оттягивая голову назад. И ри-одо прижимается к моему горлу ртом. Прихватывает острыми зубами. Слизывает горячим языком мой истеричный пульс.
Меня уже трясёт в его руках. И кроет дикой смесью страха с чем-то ещё. Незнакомым и тёмным. Порочным. Стыдным. Отчего всё внутри трепещет в агонии, и кожа горит. Я вся, как обнажённый нерв. Особенно там, внизу.
— Твой запах меняется, — оторвавшись от моей шеи, отчего-то довольно тянет ри-одо. Вдыхает воздух у моего виска. — Становится более пряным и сладким. Я чувствую твою влагу, Лина.
Что?! Нет! Я не могла… Это же… ненормально. Неправильно.
Но хозяин толкается бёдрами снова. Задевает своим орудием пыток мой клитор. И в глазах темнеет.
— Ты возбуждена, зверушка, — ловит мой стон губами ри-одо.
Глава 20
Жёсткий рот вгрызается в мои губы. Внутрь врывается острый язык. Обдавая мои рецепторы цитрусовой горечью. Подчиняя и властвуя. Уничтожая на корню даже мысли о сопротивлении.
Беспомощно всхлипнув, я обвисаю в мужских руках. Непроизвольно цепляюсь за широкие плечи. И сдаюсь. Сдаюсь без боя. Оправдывая себя тем, что должна.
И воздуха уже не хватает. И врать себе больше не получается. Потому что тело предательски горит… горит от этой жестокой собственнической ласки. И подаётся навстречу, открывается ему больше.
Где-то там на краю моего помутнённого сознания даже мелькает смутная догадка, что меня, возможно, такой неправильной сделали. Там… на операционном столе у мучнистых. Марина говорила что-то про гормоны… выносливость… репродуктивную систему.
Но… может,
Я не буду сопротивляться. Ни ему… ни себе.
Ри-одо снова толкается бёдрами. Я чувствую, как головка его плоти прижимается к моему лону, растягивая, проталкиваясь, почти проникая… Неужели всё случится вот так? Прямо сейчас?
А в следующий миг хозяин с рычанием отшатывается от меня, внезапно отпуская. Попутно грохнув кулаком возле моей головы так, что дверцы кабинки идут трещинами.
Зажмурившись от страха перед этой вспышкой гнева, оседаю на пол. Дрожащими руками накрываю голову, защищаясь, прячась от его взгляда.
Что я сделала не так?
Почему он злится?
— Вода, — цедит отрывисто.
И в следующий же миг на нас обрушивается холодный ливень.
От неожиданности я взвизгиваю, поскальзываясь на мокром полу. Приземляюсь на пятую точку. Неуклюже и некрасиво растягиваясь у ног ри-одо. Глаза обжигает слезами обиды. На него. На этот проклятый холод, пробирающий до костей. На всё на свете.
— Температура три позиции выше, — слышу раздражённый приказ. И тут же новый, уже обращённый ко мне. — Встань!
Ещё бы это у меня так просто получилось. Абсолютно выбитая из колеи происходящим, я кое-как нахожу в себе силы подняться. Сначала на колени, потом на дрожащие ноги. Обнимаю себя за плечи, сотрясаясь всем телом. Застываю напротив ри-одо, чувствуя на себе его пронизывающий взгляд.
Но вода довольно быстро становится тёплой, понемногу успокаивая мои расшатанные нервы. И вот я даже осмеливаюсь поднять взгляд на хозяина.
Страх подталкивает немедленно просить прощения, пускай я даже не знаю, за что.
Но чувство собственного достоинства, чудом не усопшего вместе с гордостью, заставляет молчать. Пускай я для него рабыня и зверушка, но унижаться, играя раскаянье в том, чего не совершала, я не собираюсь. Иначе совсем себя потеряю. Преданность не значит ложь, разве не так?
И я просто стою. Изо всех сил пытаясь успокоиться и не дрожать. Он ведь не обвиняет меня. Значит, я не виновата. Мало ли что у мужика переклинило.
— Подойди, — приказывает ри-одо хрипло.
Надеюсь, не для того, чтобы придушить меня.
Испуганно сглотнув, я делаю осторожный шаг к нему. И едва сдерживаюсь от попятного, заметив, как напрягается мужское тело. Страшный он. И глаза эти жуткие.
— Ты оказалась гораздо большим искушением, чем я мог ожидать от самки твоего вида, — хмуро произносит он. — Дай руку.
И сам перехватывает моё запястье, прежде чем я успеваю выполнить его приказ. Дёргает на себя, вынуждая подойти ближе. И прижимает мою ладонь к своему напряжённому члену. Заставляет обхватить. Начинает двигать моей рукой по всей длине. И со стоном толкается навстречу.