Поддельный шотландец. Дилогия
Шрифт:
– - Я отлично вижу, -- сказала она наконец, -- что вы оба джентльмены.
– - Ну, -- сказал Алан, немного смягченный (я думаю, против воли) этим простодушным замечанием, -- положим, что это чистая правда. Но слыхали вы когда-нибудь, чтобы одно лишь только благородное происхождение наполняло карманы монетами?
На это она вздохнула, точно сама тоже была как минимум обедневшей графиней.
– - Нет, -- сказала она. -- Это вы точно подметили!
Я, чтобы подыграть Алану, нарочито слабым голосом попросил его оставить меня в покое, так как уже чувствую себя гораздо лучше. Такое самоотверженное поведение внушило добросердечной девушке ещё большее сочувствие к нам.
– - Разве у него нет родных? -- спросила она со слезами.
– - Как не быть! -- воскликнул Алан. -- Нам бы только добраться до них. У него есть родные, и очень богатые. Нашлась бы постель, где лечь, и пища, и доктора, чтобы смотреть за ним, а тут он должен бродяжить по лужам и спать в вереске, точно какой-то нищий.
– - Почему же? -- спросила девушка.
– - Это я не могу вам сказать, милая моя, -- ответил Алан, -- но вот что я сделаю: я просвищу вам маленькую песенку.
С этими словами он перегнулся через стол и едва слышно, но с удивительным чувством просвистал несколько тактов песни "Чарли, мой любимец"*.
– - Тсс... -- сказала она и через плечо посмотрела на дверь.
– - Вот какое дело! -- сказал Алан.
– - Такой молодой! -- воскликнула девушка испуганно.
– - Он достаточно велик для... -- И Алан ударил указательным пальцем по шее сзади, подразумевая, что я достаточно взрослый для того, чтобы лишиться головы.
– - Какой ужас! -- воскликнула она, зардевшись словно маков цвет.
– - Это тем не менее обязательно случится, -- сказал Алан, -- если мы срочно ничего не придумаем.
Тут девушка повернулась и выбежала из комнаты, оставив нас одних. Алан был в прекрасном настроении оттого, что его планы так быстро исполняются.
– - Алан, -- сказал я, -- может вместо этого балагана просто предложить ей денег?
– - Что ты, Дэви, -- ответил он, -- это не та девушка, что будет делать что-то подобное из-за одних денег.
Это было так верно, что я мог только вздохнуть, и даже этот вздох послужил коварным целям Алана, так как его услышала служанка, когда она снова влетела в комнату с блюдом сосисок и бутылкой крепкого пива.
– - Бедняжечка! -- сказала она и, поставив перед нами еду, дружески тронула меня за плечо, словно подбадривая.
Вот ей-богу, не будь у меня Эйли, я бы точно приударил за ней.
Затем она предложила нам поесть, говоря, что платы за это не возьмет, так как гостиница принадлежит ей или, по крайней мере, её отцу, но он сегодня на целый день уехал в Питтенкриф. Пока мы сидели и ели, девушка, стоя на том же месте у стола, глядела на нас, раздумывая, хмурясь и вертя в руках завязки своего передника.
– - Я думаю, сэр, что у вас слишком длинный язык, -- сказала она наконец Алану.
– - Да, возможно это именно так, -- ответил он, -- но я разбираюсь в людях и хорошо знаю, с кем можно откровенничать, а с кем нет.
– - Я никогда не выдам вас, -- отвечала она, -- если вы это хотите сказать.
– - Нет, -- воскликнул он, -- этого вы точно не сделаете! Но я скажу вам, что вы сделаете: вы поможете нам!
– - Я не смогу, -- отвечала она, -- нет, не могу!
– - А если бы вы могли? -- спросил Алан; девушка ничего не ответила. -- Послушайте, милая, -- продолжал Алан, -- здесь ведь есть лодки... Я видел даже две на берегу, когда проходил по окраине городка. Если бы мы могли воспользоваться лодкой, чтобы под прикрытием ночи переехать в Лотиан, и нашли бы какого-нибудь молчаливого порядочного человека, чтобы он вернул эту лодку назад и держал язык за зубами, два человека были бы спасены: я -- по всей вероятности, он же -- почти наверняка. Если же мы не получим этой лодки, то у нас остаются только три шиллинга. И, даю вам честное слово, я не знаю, куда нам тогда идти, и что надо делать, и где найдется место для нас, кроме как на виселице! Неужели мы так и не получим лодку, голубушка? Неужели вы будете лежать в своей теплой постели и вспоминать о нас, когда ветер будет завывать в трубе, а дождь стучать по крыше? Вы будете есть свой обед у жаркого очага и думать о моем бедном, больном мальчике, кусающем себе на болоте пальцы от голода и холода? Он должен идти вперед, здоров он или болен... Хотя бы смерть держала его за горло, он все-таки должен тащиться под дождем по бесконечным дорогам, и, когда он будет испускать последний вздох на груде холодных камней, при нем не будет никого, кроме меня и бога.
Я заметил, что призыв Алана очень взволновал девушку. Ей хотелось помочь нам, и вместе с тем она боялась, что поможет отпетым преступникам. Поэтому я решил вмешаться в разговор и успокоить её сомнения частицей правды.
– - Слыхали вы когда-нибудь, -- спросил я, -- о мистере Ранкилере из Ферри?
– - Ранкилер, стряпчий, -- отвечала она. -- Разумеется, он в этих местах человек известный!
– - Ну так вот, -- продолжал я, -- я направляюсь прямиком к нему. -- Так что вы можете сами судить, злодей ли я. Я скажу вам больше: хотя действительно вследствие ужасной ошибки моя жизнь в большой опасности, но это не следствие моего преступления, а следствие клеветы и нападок моих смертельных врагов.
Лицо девушки сразу прояснилось, но зато Алан слегка огорчился, так как полная победа уплыла из под самого его носа.
– - Больше мне ничего не надо доказывать, -- сказала она. -- Мистер Ранкилер -- уважаемый здесь человек. -- И она посоветовала нам, покончив с едой, уйти из поселка возможно скорее и скрыться в леске на берегу моря.
– - И можете довериться мне, -- прибавила она, -- я найду средство уже сегодня ночью переправить вас на другой берег.
Мы больше не стали ждать, ударили по рукам, быстро доели сосиски и снова, пошли из Лаймкилиса в ближайший лесок. Это была маленькая рощица, образовавшаяся из каких-нибудь двадцати кустов бузины, и боярышника, и нескольких молодых ясеней, но достаточно густая, чтобы скрыть нас от глаз проходящих по дороге или по берегу. Здесь мы должны были оставаться, наслаждаясь чудной, теплой погодой и надеждой на избавление и обдумывая в подробностях, что нам оставалось делать.
В течение всего дня у нас была только одна неприятность: ближе к вечеру, со стороны залива, пришел одинокий странствующий музыкант и уселся посидеть в лесу с нами. Это был пьяный оборванец с красным носом и гноящимися глазами; из кармана у него выглядывала початая бутылка с виски. Он рассказал нам длинную историю своих обид, которые ему нанесли люди всех рангов, начиная от лорда-президента судебной палаты, отказавшего ему в справедливом иске, до судебных приставов в Инверкэйтинге, которые были более милостивы к нему, чем он сам ожидал. У него не могло бы не появиться подозрений насчет двух странных приятелей, сидевших долгое время в чаще без особого дела. Все время, пока он находился с нами, мы чувствовали себя как на горячих угольях от его назойливых вопросов. Музыкант нисколько не был похож на человека, умеющего держать язык за зубами, и после его ухода мы с большим нетерпением стали ожидать, когда сможем сами уйти отсюда.