Подъем
Шрифт:
Я выставляю ее за порог и пинаю напольную вазу, подаренную моей матерью. Смотрю, как керамика рассыпается на сотни осколков, разлетаясь по паркету, и провожу рукой по лбу, удивляясь, до чего докатился. Скорее на автомате, переворачиваю вешалку для верхней одежды, и быстро возвращаюсь в гостиную, опустошая бокал до дна. Мне ее не понять. Не понять женщину, так упорно пытающуюся меня убедить в своем безразличии к бывшему мужу, при этом с такой легкостью, назначающую ему свидания. Для чего тогда эти слезы, попытки установить мир в наших отношениях, если в итоге в мое отсутствие они мило обедают в кафе
— Семен переночует у моей мамы, — она вздрагивает от моего столь внезапного появления, а я устраиваюсь рядом, неуютно ежась на мартовском ветру.
— Хорошо.
— Да, уж… — и вновь замолкаю, погружаясь в свои размышления. Ревность слишком разрушительное чувство. Впрочем, как и женское упрямство, непонятно чем продиктованное…
— Устал я, Марусь. Пора нам с тобой закруглятся, — прикуривая сигарету, тихо сообщаю жене и, сам содрогаясь от своих слов. — Не могу больше. Эти полгода вытянули из меня все соки.
— Сереж, — она касается моей прохладной ладони и устраивает щеку на моем плече. — Я с ним не спала…
— Я знаю. Только это мало что меняет. Я никогда не сомневался в твоей верности. Я знаю, что тут, — касаюсь указательным пальцем ее лба и заглядываю в глаза, — есть я. Ты обо мне помнишь, думаешь, анализируешь мои поступки. Но мне этого мало. Мало одной благодарности, мало лишь уважения, привязанности… Как ты там говорила? Я твоя награда? Бред это все. Я скорее твое наказание, потому что, видит Бог, я из последних сил держусь, чтобы не прибить твоего Андрея к чертям собачьим. И я бы, пожалуй, сумел. Даже рука бы не дрогнула. Но я знаю, что ты никогда меня не простишь, если я трону его хоть пальцем. Когда-нибудь я задушу тебя своей ревностью.
— Он отец моего сына…
— Он человек, которого ты любила. И что-то подсказывает мне, что ты до сих пор не смогла его отпустить, — все больше веря в ее привязанность к прошлому, горько подвожу итог.
— Неправда!
— Разве? Во что превратился наш брак с момента его появления? Пора бы тебе разобраться в себе, потому что мне потребовалось куда меньше времени, чтобы понять, чего я от тебя хочу.
— И чего же?
Я усмехаюсь, задерживаясь взглядом на верхушках деревьев, высаженных вдоль забора, после чего перевожу свой взгляд на нее.
— Думаешь, сейчас самое время говорить тебе о любви? Ты и сама все знаешь, я привык доказывать действиями, а не кричать на каждом углу, какая умопомрачительная женщина мне досталась. В отличие от тебя… Такие, как ты о подобном молчать не умеют. А ты так ни разу мне и не сказала… — лишь облачив в слова свои переживания, понимаю, насколько абсурдно они звучат. Не я ли отрицал существование этого чувства? Не я ли высмеивал ее романтические порывы? И да, я только сейчас понял, насколько сильно желаю того, в чем и сам отказывал ей на протяжении четырех лет — хочу хотя бы раз услышать от нее слова, что она с такой легкость когда-то дарила другому, ничуть не стесняясь своих признаний и наверняка краснеющих при этом щек.
— Я…
— Что, к слову не пришлось? — улыбаюсь, откидывая в сторону окурок. — Я пошел спать.
Я встаю и преодолеваю несколько ступеней, чтобы у самой двери кинуть ей напоследок:
— Дом не закрываю… Так что, выбор за тобой.
Я медленно бреду в дом, устраиваюсь
Я еду медленно, то и дело задумываясь на светофоре о том бедламе, что сама учинила в своих отношениях с мужем, чем вынуждаю стоящих позади водителей жать на кнопку клаксона. Я не вернусь сегодня домой. Ни после этой вспышки ярости, разгромленной мебели и читаемого в его взгляде недоверия.
— Вот так сюрприз, — ядовито и слишком предсказуемо, Светлана Викторовна обдает меня своим арктическим холодом. — Вспомнила про свои материнские обязанности?
— Где дети? — игнорирую вопрос, и слегка отодвинув ее в сторону, заглядываю в комнату. — Сема, собери Софийкины вещи. И одевайся.
— Ладно. Все нормально? — спрашивает слишком по-взрослому, но я лишь киваю, переводя взгляд на свекровь.
— Спасибо за вашу отзывчивость, но наши планы немного изменились.
— Где Сережа?
— Дома, — отрезаю я, полоснув ее скучающим взглядом. Ее ехидство меня утомляет.
— Так, вы домой? — сложив руки на груди, спрашивает, нервно теребя кулон на своей шее.
— Что за допрос? — изрядно устав от чрезмерного внимания со стороны близких и их вопрошающих взглядов, я резко разворачиваюсь к женщине, цепляясь глазами за огромную брошь на ее блузке.
— Поругались, — подводит итог, и я жду, когда же она торжественно улыбнется, но заметив, что Светлана Викторовна так и стоит истуканом, даже не поведя бровью, бросаю:
— Разве вы не об этом мечтали? Самое время для победного танца.
Дети высовывают головы из гостиной и с интересом поглядывают на нас: Семка хмурит свой лоб, а София смеется, пряча улыбку за маленьким кулачком.
— На выход, — киваю и устраиваюсь на пуфике, больше не поворачиваясь к Титовой.
Я молча обуваю дочь, завязываю шарфик на ее шеи и, натянув ей на голову вязаную шапку, поднимаю на руки, то и дело уклоняясь от тянущихся к моим серьгам ручонок.
— Спокойной ночи, — пропустив Семена вперед, бросаю свекрови, переступая порог квартиры. Мне не дано увидеть тревоги, поселившейся на дне ее глаз, и никогда не узнать, что эта неугомонная старушка весь вечер будет мерить шагами спальню, гадая, какая кошка пробежала между ее единственным чадом и его невзрачной женой. Все-таки жизнь слишком сложная штука — мы долго о чем-то мечтает, а стоя в нескольких шагах от исполнения самой смелой фантазии, с ужасом замираем, только в этот момент задумываясь о последствиях.
— Мы что, едем к деду? — сын удивленно отрывается от обозрения улицы в боковое окно, распахивая свою куртку. — Мам?
— Да. Давненько мы не навещали своих стариков. Бабушка наверняка напекла пирогов. Наедимся до отвала и будем рубиться в приставку, — стараюсь произнести как можно беззаботней. — Софи уже спит…
— Мам, что случилось? Что-то с дядей Сережей? — не в силах скрыть свою озабоченность, Сема поворачивается назад и, потянувшись, поправляет одежду на уснувшей малышке.
— С чего ты взял? С каких пор мое желание провести ночь в доме родителей выглядит подозрительным?