Подъем
Шрифт:
— Зачем пришел?
— Убедиться. Что ты не передумал.
— Угрожаешь?
— Зачем? Не привык тратить время на лишнюю болтовню. Предпочитаю действовать, вместо того, чтобы из раза в раз обсуждать все по десятому кругу.
— Не думай, что напугал меня своими связями. Если бы я хотел бороться за нее, меня не остановил бы даже танк.
— Не сомневаюсь, — смиряю его своим пренебрежением, и оборачиваюсь на появившуюся в дверях помощницу, аккуратно ставящую поднос на край стола. — Так что же тогда не стал? Мне казалось, ты был уверен в своей победе.
— С чего ты, вообще, взял, что я планировал ее возвращать?
— Думаешь,
— Сгорал. Ты прав, — потушив окурок о металлическое блюдце, украшенное по кайме витиеватым золотистым узором, Андрей признает очевидное. — И до сих пор злюсь, зная, что у нее теперь есть ты. Скорее всего, инстинкты берут свое — сколько бы лет ни прошло, где-то в глубине души я считаю ее своей. Но в одном ты ошибся — я ни разу не перешел грань. Не в моих правилах соблазнять замужних женщин. Пусть и таких особенных… Хотя, если бы она захотела, я бы, не раздумывая, наплевал на свои принципы. Ты ведь этого боишься, не так ли?
Я не успеваю ответить, когда помещение заливается звонкой трелью его смартфона. Мы не так хорошо знакомы, но мне не приходится сомневаться — он явно растерян, кидает на меня беглый взгляд и отходит подальше, принимая вызов.
— Здравствуй, — коротко, с небольшой хрипотцой в голосе.
— Где? — я интуитивно чувствую неладное, и встаю, пряча руки в карманы брюк.
— Давай, в кафе, напротив твоего магазина.
Во мне что-то щелкает — не нужно обладать дюжим умом, чтобы понять, с кем он беседует, отвернувшись к зашторенному окну…
Я чувствую ее приближение задолго до того, как по дому разносится звук ее шагов. Делаю глоток обжигающего горло напитка, и терпеливо жду, когда она доберется до гостиной. Начинаю считать про себя секунды, остановившись на тридцати шести, и с нескрываемым недовольством, вперяюсь взглядом в ее растерянное лицо.
— Пришла? — спрашиваю, излишне грубо, под стать ситуации, когда ревнивый муж узнает, что его добропорядочная супруга вовсе не готова прислушиваться к его просьбам и не прочь лишний раз назначить встречу своему бывшему. — Как отдохнула?
Знаете, что злит меня больше всего? То, как она вздрагивает, выдавая себя с головой — Маша поняла, что мне известно о ее разговоре с Медведевым, но вместо того, чтобы пуститься в объяснения, привести хоть одну вескую причину для их встречи, она молча следит за тем, как я медленно двигаюсь к ней, останавливаясь так близко, что легко улавливаю запах ее парфюма, такого знакомого и уже успевшего мне полюбится. Мне хочется схватить ее за плечи и хорошенько встряхнуть, чтобы она, наконец, начала пользоваться своей головой по назначению. Сложила два плюс два и уже перестала рушить нашу с ней жизнь. Но вместо этого, лишь еще холоднее интересуюсь:
— Ну и как? Он все так же хорош, как и прежде? — плевать, что мои глаза горят нездоровым блеском, что сердце колотиться настолько быстро, что кровь начинает быстрее циркулировать
— Не говори ерунды, — выдыхает, и качнув головой, разворачивается, намереваясь покинуть комнату. И это все? Ни оправданий, смешков и подтруниваний над моей несдержанностью, а лишь гордо вздернутый подбородок и выпрямленная спина?
— Что, даже не поцелуешь? — впервые в жизни, я грубо хватаю ее, возвращая на место. Я слетел с катушек. Устал от ее вранья и попыток выгородить Медведева, устал от собственных переживаний, которые, кажется, донимают только меня. Я больно впиваюсь в ее губы, вкладывая в поцелуй всю горечь, накопившуюся внутри, скорее наказываю за то, что сейчас балансирую на грани, и вот вопрос: ее или себя? Меня злит ее податливость, злит ее неспособность заставить меня успокоится. Стоит ей протянуть руку, подобрать правильные слова и я, возможно, перестану сгорать от негодования. Но вместо этого она стоит словно статуя, принимая мое возмездие, словно признает, что вполне заслуживает своей участи. Я отстраняюсь так же резко, как и притянул ее к себе минутой ранее. Отворачиваюсь и толкаю на диван, не задумываясь над своей излишней грубостью.
— Сереж, — ее голос больше похож на писк, и мне хочется заставить ее замолчать.
— Лучше заткнись, — вновь наполняя бокал, командую не оборачиваясь. Долго пытаюсь выровнять дыхание, желая, чтобы сердце перестало бешено выстукивать в груди. Слышу, как бежит кровь по моим жилам, отдавая шумом в ушах. Минута, две, пять. Сколько мне нужно времени, чтобы окончательно прийти в себя?
– Чего тебе не хватает? — так и не развернувшись в её сторону, спрашиваю уже тише, кажется, окончательно взяв себя в руки.
— Что? — удивляется. Мне не нужно смотреть на нее, чтобы это понять.
— Я спрашиваю, чего тебе не хватает?
— Не понимаю…
— Не понимаешь? — стремительно преодолевая разделяющие нас метры, нависаю над ней и опускаю свои ладони по обе стороны от ее бедер. — Денег? Внимания? Заботы? Скажи! Я всю голову сломал, пытаясь понять, чего еще ты от меня ждешь! Четыре года! Четыре года, я как какой-то юнец потакаю твоим капризам, исполняю твои желания. Ничего не прося взамен. Нет любви?! К черту, я готов мириться и с этим! Не хочешь светиться в прессе? Пожалуйста! Мне не привыкать эпатировать публику и плевать, что обо мне думают люди, когда я раз за разом прихожу один на эти чертовы светские сборища! Может, луну тебе с неба достать, чтобы ты перестала вспоминать своего бывшего?
Она, кажется, не дышит, слушая мою тираду. А в моей голове вертеться слишком много вопросов, озвучить которые мне не хватает сил. Я опустошён. Чаша терпения переполнена и сейчас разливается по моему нутро колючим холодом.
— Хочешь к нему? — вновь хватая за рукав, поднимаю ее тело с дивана. — Отвечай?
— Сережа! — замечаю, как соленные капли стремительно стекают по ее щекам, пропадая где-то под воротом блузки. — Перестань!
— К черту! Давай, катись к нему, пока тебя не опередила очередная предприимчивая художница! Давай! — не обращая внимания на ее слабые попытки оказать сопротивление, тащу ее по коридору. — Давай! А я уже сыт по горло! Живи, как знаешь! Видимо, ты получаешь больное удовольствие, позволяя ему вытирать об себя ноги! Только не думай, что я стану ждать, пока он вдоволь наестся семейной жизни!