Подфлажник
Шрифт:
После трёх суточного лежания, Залесский немного пришёл в форму и стал потихоньку передвигаться по каюте, осмелился пойти в кают-компанию, благо, голова, уже, не болела так, как в первый раз, после того, когда он попробовал самостоятельно сходить в гальюн. Слава Богу, дела шли на поправку. Пока штормило, судно оставалось в порту, затем приняло оставшийся груз цитрусовых и снялось в рейс к родным берегам. Была и первая самостоятельная вахта. Он отстоял вахту без приключений и особого вреда для своего пошатнувшегося здоровья. Проходя Босфор, боцман оставался на мостике как рулевой, а вместо него на бак послали третьего помощника капитана и одного матроса. Старпом не хотел рисковать здоровьем боцмана и полностью ещё не доверял ему выполнение боцманских обязанностей. А по приходу в порт Николаев, судно встречал новый, вновь назначенный боцман, а Залесский исправно сдал, как это полагается, свои служебные дела и обязанности, хотя, здоровье и шло на поправку. Ничего не поделаешь, море, как и женщины, любит здоровых мужчин. Простившись с товарищами,
8.
На улице стоял ненастный декабрьский день. Время было вечернее. То время, когда первая волна людей спешит домой, после окончания первой трудовой смены и занятий в учебных заведениях. Но спешить в этот день надо было медленно, в силу природного катаклизма, которые в те годы часто случались в зимнюю пору. Бывало так, что льёт привычный осенний дождь, воздух дышит запоздалой осенней прохладой и, вдруг, среди ночи, дождь превращается в мокрый снег, обильно ниспадающий с тяжёлых туч, витающих в поднебесье. К утру осадки прекращаются, а вместо них, с дуновением северного ветра, приходит жестокий резкий мороз, одевая всё вокруг остекленевшим панцирем. Точно таким был и этот день в Николаеве, поэтому и спешить не было особой потребности, чтобы целыми без приключений вернуться к семейным очагам.
Любуясь хрустальным панцирем, ночного сюрприза погоды, Залесский вышел через проходную порта и направился в сторону трамвайной остановки под кодовым названием «Порт», так как находилась она в пару кварталов от самого порта. Идти было очень скользко. Дорога в этот день представляла собой сплошной ледовый каток. Деревья, покрытые ледяной коркой стонали от тяжести свисавших к земле веток, часто оставаясь с острыми сучьями, оставшимися вместо тех веток, которые не в силах были удержать на себе, придавившую их, тяжёлую ношу остекленевшего ледяного панциря. Лёгкая мглистая дымка опустившаяся, на непривычно остекленевший город, скрывала в своих объятиях тускло проглядывающийся, золотисто-багряный, силуэт, клонившегося к закату солнечного диска. Именно в такое погодное ненастье суждено было боцману Залесскому выбраться из города корабелов. Надо было добраться до автовокзала и, чем скорее, тем лучше. Однако транспорт на улицах Николаева не радовал своим изобилием. Редкие отчаянные таксисты, выезжающие на свой рисковый промысел, проезжали мимо, стоявшего на остановке Залесского, уже, будучи арендованными такими же, отчаянными клиентами. Дороги и тротуары ещё не были посыпаны противоскользящими средствами, будь то песком или шлаком, и продолжать идти пешком дальше, Николай просто не хотел, ввиду своих отягчающих обстоятельств. На остановку пришло ещё несколько отчаянных граждан, и Николай, обратив внимание на чистые рельсы, понял, что стоит подождать трамвай. И не прогадал. Вскоре, прибыл трамвай из двух вагончиков, и Залесский, не без труда, втиснулся вовнутрь этого, так необходимого обществу, транспортного средства. Благо, вошёл в заднюю дверь и нашёл на задней площадке место для себя и своей дорожной сумки. До автовокзала доехали без особых приключений, если, не учитывая, что водитель трамвая несколько раз останавливался, чтобы убрать из путей упавшие ветки, но линия силовых электропроводов ещё уцелела, и ток в ней присутствовал, а это было главным. Залесский рискнул, всё-таки, заглянуть на автовокзал в поисках попутного автобуса по направлению Одессы, но был сильно разочарован, когда узнал у кассирши, что рейсовые автобусы из Николаева до Одессы отменены, а на транзитные – будут продавать билеты по прибытии автобуса. Николай знал, что его сегодня ждут дома, так как, сообщил по радиотелефону о своём приезде сразу после прохода Босфора. Ехать на железнодорожный вокзал ему совсем не хотелось. Оставив поездку поездом, как резервную, он пошёл попытать счастья среди частных маршруток. И не прогадал. Немного вспотевший от тяжёлой ноши, он добрался до остановки, где стояли два беленьких микроавтобуса «Мерседес» с одесскими номерами.
– На Одессу? – громко спросил чернявый юркий мужичок в короткой овчинной дублёнке нараспашку.
– Да, – коротко ответил Николай, остановившись возле двери первого микроавтобуса, чтобы перевести дух.
– Двойная такса, знаешь? – проинформировал чернявый, сверля своим хитрым взглядом сердобольного Николая.
– Теперь буду знать, – с иронией на лице ответил Николай.
– Ехать будешь? – не унимался чернявый.
– Буду, конечно, – заверил Николай своего навязчивого собеседника.
– Тогда сумку назад, в багажник, – скомандовал чернявый и, подхватив сумку Николая, ловко водрузил её в багажник вторым ярусом. Внизу уже находился ряд таких же, похожих чем-то между собой, брезентовых сумок.
Уложив багаж, Залесский последовал в салон маршрутки, где занял пустующее место в правом однорядном ряду сидений. Удобно устроившись на приятном мягком кресле, он откинул спинку и стал дожидаться отправки маршруток, вместе с такими же, затерявшимися среди обледеневшего города, пассажирами. На уставшем и обветренном морскими ветрами лице Николая, сияли сосредоточенным проникающим взглядом покрасневшие от усталости глаза, в которых, таилась надежда неизбежной встречи с домашними и восторженная радость, приближающегося отдыха со всеми наслаждениями, предстоящими моряку, при сходе на берег. Радость, которая могла быть понятной только людям, сопряжённой профессии, что не понаслышке знакомы с суровым флотским бытом и жизнью, полной необходимых жизненных лишений, оставляющих, в сердцах и душах моряков, своеобразный специфический оттенок.
Когда оба микроавтобуса были полностью укомплектованы пассажирами, водители прогрели моторы и тронулись в рисковый путь, соблюдая определённую правилами дистанцию. Они решились на поездку, подстраховывая один одного, а иначе в такую погоду невозможно ехать, надеясь только на Всевышнего и мужицкую «авось, пронесёт». Ехали медленно, казалось, что время остановилось. Но, вот, остался позади Варваровский мост с рекой Южный Буг, затем скрылись из виду мелкие частные дома, показался величавый герб города корабелов, который тоже растворился в молочной предвечерней дымке. Трасса по колее, уже была немножко разбита и водители добавили газу. До Одессы ехали около трёх часов с хвостиком, на час с хвостиком больше обычного. Когда маршрутки заехали в посёлок Котовского, на дворе уже стемнело, но Одесса продолжала жить полноценной городской жизнью. Дороги были хорошо разбиты и тёмные от песка и шлака, особенно на перекрёстках. Движение транспорта было, как в обычный зимний вечер, а люди, как всегда, куда-то торопились, спешили и просто гуляли. Гуляли со своими четвероногими любимцами, влюблёнными парами, поодиночке, с детьми и просто так, нагуливая аппетит или крепкий сон. Чётко вырисовывались предновогодние приготовления: яркие новогодние гирлянды всевозможной иллюминации, бегущие огоньки, праздничные рекламы и светящиеся витрины магазинов со всевозможными разноцветными надписями на русском, украинском и даже на английском языках. Чувствовалось, что новый мэр города не только бывший партократ, но ещё и хозяин, умеющий поддерживать город в бурном жизненном ритме, не взирая, ни на какие погодные катаклизмы. Осталось совсем немножко. Вот проехали промышленную зону Пересыпи, мрачные развалины Молдаванки и, наконец, остановка конечная – центральный городской автовокзал.
9.
Занимаясь на кухне приготовлением дежурных блюд, Ирина услышала характерный шум открываемой металлической двери тамбура, перекрывавшей выход из двух квартир на лестничную клетку. Засуетившись, она прекратила нарезать овощи на салат «оливье», положила на стол нож и вышла из кухни в просторный коридор своей «чешки». Она давно уже, перестала встречать мужа по приезду из рейсов. Достаточно намаявшись с этим неприятным занятием в свои молодые годы, Залесская хорошо знала цену встреч и расставаний. В конце концов, муж сумел настоять на том, чтобы эти встречи и расставания происходили дома. Так ему было спокойнее за жену, особенно, когда эти встречи и расставания приходились на вечернее или ночное время. В любом случае, дома спокойней, да и дел много можно успеть переделать, не переводя зря времени на проезды и переезды по вокзалам. Вот и теперь ей почудилось, что это муж так быстро приехал, хотя знала его предварительный знак: два коротких звонка, после чего он сам открывал дверь своим ключом. Дверь открыл не муж. Дверь своим ключом открыл сын. Вытянувшись в рост и раздавшись в плечах, он казался совсем уже взрослым и с каждым годом всё больше становился похожим на отца. Сняв с порога форменную курсантскую шапку и, расстёгивая на ходу шинель, он с радушием в глазах поприветствовал мать и заискивающе спросил:
– Муся, папка приехал?
– Нет, сынок, – ответила Ирина, обнимая и целуя сына.
Тогда второкурсники оставались на казарменном положении, проживая в экипаже, и Игорь не был исключением. Домой он появлялся редко, получая два раза в неделю увольнительную, а, иногда, ему давали сквозное увольнение с субботы по воскресенье и, он приезжал домой в субботу после обеда, уезжая в экипаж к 22.00 вечера в воскресенье. Теперь у него была уважительная причина, и он отпросился у старшины группы до утра – не каждый же день отец приходит из рейса?
– Мам, я возьму машину и съезжу папку встречу, ага? – громко спросил Игорь, надевая гражданскую одежду в своей комнате.
Ирина зашла в комнату сына и, поглаживая на голове его густой ёршик, стала отговаривать, с привычной материнской предосторожностью:
– Сынок, я думаю, папка скоро сам будет дома, – она села в кресло и, любуясь повзрослевшим сыном, продолжила свою мысль: – Да и скользко на улице сейчас. Сначала я буду переживать за тебя, а потом за вас обоих. В конце концов, вы сможете просто разминуться. Ты, сына, лучше переоденься и айда на кухню да поможешь мне, ладно?
Делая обиженную рожицу, Игорь не стал перечить матери, а переоделся в чёрные джинсы фирмы «Тор mеn», тёмно-синюю вельветовую рубашку на выпуск и послушно пошёл на кухню помогать матери. Доверив сыну нарезку маринованных огурцов и открыть банку зелёного горошка, Ирина стала умело раздевать от скорлупы варёные вкрутую яички. Мелко нарезая белок ровными кубиками, она то и дело, переводила взгляд на сына, беседуя с ним о делах в мореходке, потом снова отвлекалась на приготовление блюд. Отвлекаясь, она кинулась к холодильнику за колбасой и, возвращаясь на кухню, кинула отвлекающий взгляд в сторону стоявшего на серванте портрета. В деревянной рамке с золотистой каймой находился портрет Николая. Ему было девятнадцать, когда его зафиксировали в чёрной морпеховской ПШ со сдвинутым набекрень чёрным беретом, выставив на показ густой красивый чуб. «Одень Игоря в форму морского пехотинца и будет вылитый Николай» – подумала Ирина, возвращаясь на кухню.