Подфлажник
Шрифт:
– Вы знаете, что такая продукция запрещена для ввоза на территорию нашего государства? – не унимался серьёзный таможенник, краснея, в основном, больше от любопытства, чем от проявления чуткости стража закона. – Вы понимаете, что это может быть контрабандная партия?
– Я тоже не знаю, что там, – категорически заявил Николай, показывая, что его желание продолжать разговор, исчерпано. – Вы можете все их забрать и проверяйте сколько душе угодно, для меня они никакой ценности не имеют.
– Ладно, разберёмся, – подвёл итог таможенник и положил в карман зелёной тужурки три компакт-диска, задавая боцману очередной вопрос: – Где ваша декларация?
– На столе, – спокойно ответил Залесский.
– Хорошо. Валюта вся задекларированная? – ехидно спросил груше подобный, проворно изучая содержимое навесного шкафчика.
Николай понял, что этот назойливый тип уже нашёл его заначку и спокойно сказал:
– Нет не вся, кажется,
– Как это вы забыли? Вы, что не знаете, валюта должна быть вся занесена в декларацию. Есть закон и надо его исполнять.
– Я знаю, но мне вернули долг, когда я уже заполнил декларацию, – попытался
схитрить Залесский. – Думал сумма не значительная, может, пронесёт. Что тут преступного? Я же, не прячу и не утаиваю.
– Я вижу, что вы не утаиваете, – таможенник достал из книжечки двадцатку, посмотрел на неё внимательно, проверил на свет и спросил: – Что будем делать?
– Поступать по закону, если не знаете, что делать, – виновато ответил боцман.
– По закону положен штраф, объяснительные, акты, протоколы, короче полдня
волокиты. Вы этого хотите?
– А что, вы предлагаете? – спросил в отчаянии Николай, направив на таможенника свой потухший взгляд.
– А что, вы предлагаете? – переспросил таможенник.
– А что, я могу предложить? – поинтересовался Залесский, рассуждая вслух, как бы, между прочим, – может угостить вас чем-нибудь?
– Угостите, – коротко промолвил груше подобный, и, подняв на боцмана свои зелёные глаза, продолжил, – двадцатью долларами.
Залесский промолчал. В какой-то момент мелькнула мысль, что они и ему, вроде бы, совсем не лишние. «С чего это вдруг, разбрасываться своими кровными». Но таможня не спешила заканчивать досмотр. Вцепившись за двадцатку, словно, кот за мышь, глаза его горели азартом алчности к доступной купюре номиналом в двадцать американских долларов. Он сел на диванчик, достал сигаретку и, боцман понял, что этот так просто не уйдёт. Он опустил голову, понимая, что двадцатку уже потерял, хоть штрафом, хоть так, но лучше её отдать и хлопот меньше будет. Так и решил.
– Раз так, тогда берите.
– Ну, спасибо, – поблагодарил обрадованный таможенник, пряча «трофей» во внутренний кармашек тужурки, он поднялся и вальяжно покинул гостеприимную каюту украинского моряка, бывшего собрата по «социалистическому лагерю».
Через час комиссия полностью закончила свою работу, и боцман снова занял место вахтенного у трапа. Стоя на вахте, ему пришлось провожать «усталую» комиссию. Члены комиссии покидали судно с радушием в глазах и полными пакетами «трофейных» подарков. Сойдя на берег, они повеселевшие и, явно, довольные своей работой, шли в сторону административного здания, находившегося в глубине территории порта. Уходила комиссия. Уходили таможенники, растворяясь в рабочей суматохе порта, а с ними вместе удалялась, кровно заработанная боцманом Залесским, американская купюра номиналом в «двадцать зелёных долларов».
6.
Спустя некоторое время после утреннего туалета, Ирина покинула гостиничный номер и направилась к выходу в фойе. Возле лифта она встретила горничную и справилась, как пройти к центральной проходной торгового порта. Словоохотливая горничная охотно согласилась помочь Ирине и, уже, через несколько минут, Залесская шла по широкому проспекту в сторону проходной торгового порта. Свернувши налево, она немного пропетляла по узким припортовым улочкам, пока, наконец, отыскала прямой путь к проходной. Прибыв на проходную и встретившись с массой новых накопившихся проблем, её оптимизм пропал, словно, утренний туман в солнечную погоду. Именно, возле проходной в порт началось всё самое интересное. Хочешь узнать, где находится судно? Надо зайти на территорию и позвонить из административного здания диспетчеру, но, чтобы зайти туда, надо иметь пропуск. Круг замкнулся. Доживши до тридцати с лишним лет, Ирина впервые столкнулась с такой невыполнимой проблемой, от чего, очень расстроилась. «Как быть? Что делать? К кому обратиться за помощью?» В её голове стали, вдруг, возникать, безответные вопросы. В отчаянии она попыталась упрашивать бойца военизированной охраны, чтобы тот пропустил её, хотя бы в административное здание. Но ВОХРовец туго знал своё дело, он служил порту верой и правдой, поэтому, ни на какие уговоры не шёл и, ни за какую валюту не покупался. Он «мзду не брал, ему за державу обидно было». Как человек, он понимал Залесскую. Понимал, что она из Одессы приехала. Понимал, что уже двое суток мучается, но помочь не мог или не хотел. Он хорошо выучил, одну единственную, фразу: «не положено». После всех стараний, Ирина впала в полное отчаяние, ещё никогда она не чувствовала себя так беспомощно, как в эти минуты. Если разобраться, так это была её первая самостоятельная поездка в отдалённую местность. Она-то дальше Измаила и не ездила никуда. Отчаяние переросло в злобу, но злиться, особо, не на кого было, ведь её, по сути, здесь никто не ждал, а мобильные телефоны, только стали появляться и ещё не всем были доступны. Вот и злоба прошла быстро, словно, разряд молнии. Снова наступило отчаяние. На глазах стали появляться редкие слезинки. Они медленно накапливались: капелька за капелькой. Тёплые и солоновато горькие от обиды на всех и вся, они текли медленной струйкой вниз по лицу, затем процесс усилился, и они потекли быстрее и сильнее, от нахлынувшего потока негодования и бессилия в решении наболевшей проблемы. Плача, она выкрикивала какие-то непонятные слова, но её «абракадабры» никто не хотел понимать, к ним, просто, никто не хотел прислушаться. В глазах у Ирины всё стало мутным и расплывчатым, всё поплыло вместе с потоком слёз. Ничего и никого, не различая, она присела на какую-то скамеечку, выплакалась и потихоньку стала приходить в себя. Слёзы кончились, и нахлынувшая вихрем истерика, стала проходить. Залесская сидела, хлюпая носом, и вытирала платочком глаза. «Хорошо, что я не накрасила ресницы», – промелькнула умная и здоровая мысль. Ира разглядывала свой платочек и слегка ещё всхлипывала. Именно в такой тупиковой ситуации и встретил её Алексей, который шёл на работу вместе с напарником из Новороссийска.
– Ирина Васильевна! – окрикнул он Залесскую, чуть не пройдя мимо.
– Ира подняла глаза и, узнав Алексея, встала со скамеечки и поспешила к нему.
– Здравствуйте, – поздоровалась тихо Ирина, в которой снова на лице появились редкие слезинки. – Какой-то замкнутый круг, ей Богу. Я уже совсем расстроилась.
– Ну, всё, всё, – ласково сказал Алексей, продолжая свою успокоительную речь с отеческой интонацией. – Ирина Васильевна, не думал, что такая непоколебимая женщина может так легко быть ранимая. Что я вижу, а? Эти слёзки, ну впору и мне расплакаться. Ну, всё, всё, перестаньте. У меня для вас есть хорошие новости.
Ирина успокоилась и, словно, наивный ребёнок смотрела на своего спасителя, как на последнюю надежду, уточняя только одну фразу:
– Правда?
– Правда, – сказал утвердительно Алексей и продолжил. – «Венедикт Андреев» уже в порту и, как раз, в торговом. Вам просто повезло, что мы снова встретились. Но, почему же, ко мне не зашли? Гордость, да? Вот теперь видите, до чего доводит эта гордость. Ну, всё, перестали плакать. Вы же серьёзная женщина, педагог всё-таки. Ну?!
Ирина перестала хныкать, окончательно успокоилась и, уже совсем спокойно, спросила у Алексея, словно, только он знал ответ на поставленный вопрос:
– Что же мне делать, Алёша?
– Ждите здесь. Я буду на судне и передам вашему мужу, что его на проходной поджидает удивительный сюрприз и всё быстро наладится, – настоятельно: полушутя, полусерьёзно, предложил Алексей.
– Хорошо. Спасибо вам, я буду здесь ждать. Как во время вы появились. Спасибо вам большое, – соглашаясь, благодарила Залесская, одарив Алексея лучезарностью своего благодарного взгляда.
На этом их диалог закончился. Алексей с напарником прошли в порт, а Ирина осталась ждать мужа за проходной порта. Положив на скамеечку целлофановый пакет «Либро», она присела на него, словно он мог согреть это место. Ждать пришлось не очень долго, но это томительное ожидание показалось для Ирины вечностью. За это короткое время она передумала обильный клубок запутанных мыслей, пытаясь их растянуть в одну единственную нить. Она думала о своём визите, который хотела сделать для мужа приятным сюрпризом и, который, чуть было, совсем не испортил ей, годами накопленную, репутацию. Думала о вещах, оставленных в гостинице, которые до полудня желательно забрать, чтобы, не платить за номер ещё за одни сутки. Думала об Алексее, который чуть было, не добился от неё близости. Но самой мучительной была мысль о совести. Она просто не знала, как будет смотреть мужу в глаза, в его добрые, наивные и доверчивые глаза.
Тем временем, ничего не зная о предстоящем сюрпризе, Николай продолжал править вахту у трапа. На судне уже находился агент, курирующий группу пароходских судов в порту Новороссийск. Из санэпидстанции доставили результаты взятых анализов на качество доставленного груза. Наконец, подошла очередь встречать сюрвейеров агентирующих груз. Алексей, имевший довольно-таки приличный опыт работы на судах и ориентируясь в судовом расписании, сразу понял, что вахту на трапе стоит боцман. Первым впечатлением от внешнего вида боцмана, родилась молниеносная мысль: «Не дай Бог попадаться этому человеку под тяжёлую руку в образе его врага». Теперь до него, наконец, дошло, что таким мужчинам женщины остаются верны достаточно долго, а возможно, и всю жизнь. Поднявшись на борт судна, сюрвейеры предъявили свои документы и поздоровались с боцманом за руку. Ощутив полную силу боцманского рукопожатия, Алексей сделал оценивающий вывод, и растирая руку, спросил у вахтенного: