Подфлажник
Шрифт:
– Ты что, совсем на меня не обиделся?
– А за что обижаться? – вопросом на вопрос ответил Николай и продолжил: – Ты что, изменила мне? Бросила на произвол судьбы? Ушла к другому мужику или вычеркнула меня из своей жизни? Нет! Так за что же, мне обижаться? Всё, выбрось всякую чепуху из головы. А, вот и автобус!
Они поднялись со скамеечки, и пошли навстречу автобусу. Ира шла легко и беззаботно, чувствуя, что освободилась от мучительного гнёта воспоминаний, и мысленно дала себе слово: никогда больше не флиртовать с чужими мужиками. Она видела, как Николай переживал, слушая её рассказ, и понимала, какую силу воли надо иметь, чтобы спокойно слушать, не сорваться и уметь выслушать до конца, а затем всё закончить удачной шуткой и сделать вид: будто ничего не произошло. Так и поступают настоящие мужчины. А её муж и был таким – настоящим мужчиной. И она ни чуточку не сомневалась, что Николай такой – настоящий мужчина. Она, как никогда ощутила личную гордость за своего мужа и то, как сильно она его любит. Она сердцем понимала, что таких мужей просто нет в природе, и это, только ей одной, так здорово
Они простились мирно и благородно. Автобус уехал своевременно и между ними снова, необъятной воображению и незримой пространственной стеной, встала профессиональная изменница – злополучная разлука. А Ира ехала и смотрела из окошка автобуса на знакомые улочки города, в котором она ещё вчера находилась и, может быть, больше никогда не вернётся сюда. Думала о жизни и удивлялась добродушности и добропорядочности своего мужа. Думала о спрятанных в надёжном месте долларах, которые дал ей муж на прожиточный минимум, и боялась, чтобы не влипнуть, в какую-нибудь неприятную историю с таможней. Сюда она проехала хорошо и, на такой же исход надеялась снова, двигаясь в обратном направлении. Времени оставалось с запасом, и Николай решил возвращаться в порт пешком, тоже думая о своём, нахлынувшем на него нежданным сюрпризом. Первым делом его мучило признание жены. Конечно же, он сумел превратить такой значительный сюжет семейной драмы в маленький сюжетик импровизированного спектакля с достаточной каплей иронического юмора, но душа была не на месте, и все мысли сходились к одному: «Правду она сказала или нет? Был у неё интим с тем типом из гостиницы или нет?» – Он неоднократно проводил искомую черту между собой и женой, анализируя свои поступки. Как бы там ни было, но он всегда оставался верным своей жене. Да, были случаи, когда ему, в силу сложившихся обстоятельств, то ли по работе, то ли в кругу друзей, приходилось общаться с интересными женщинами. Да, смотрел он на них, возможно даже и с вожделением, но порочащих связей не имел. Он знал и помнил христианские заповеди, прочитанные им, ещё в юном возрасте и чётко их усвоил. Одна из таких заповедей гласила: «Не возжелай жены ближнего своего» – являясь смертным грехом, но он знал и то, что смотреть на женщину с вожделением, тоже было грехом. Хотя, как у каждого здорового мужчины, при виде красивой женщины возникают какие-то ассоциации и более, которыми он тоже не был обделён. Такое было. Но, ведь, от красоты никуда не деться. Глаза не спрячешь. Глаза смотрят и произвольно передают информацию в мозг, а, вот, сознанию приходится поработать, чтобы своевременно определить важность и правильную сущность принятой информации. Мысли, в данный момент, работают подсознательно, на уровне инстинкта. Так уж, устроен организм. Только спустя доли секунд, человек начинает осознавать рождающуюся мысль и, уже, сознание приводит его в чувство, когда, осознавая, он начинает думать и понимает всю важность поступка, расставляя на чаши весов свою совесть и честь. Да, именно так и не иначе. А Николай был честен и перед женой, и перед своей совестью. Такая охота, рождённая похотью, его просто не прельщала, и он всегда оставался однолюбом, уважая выбор своей жены. Да, он знал категорию мужчин, которые не разделяли с ним такую принципиальность, но к ним он относился сочувственно: не осуждая и не одобряя, а вникая в сам корень зла. Ведь всё зависело от первопричины, из-за которой человек становился на эту скользкую стезю. Он мог быть рождён таким, ему это могло передаться с кровью и молоком или генами от родителей, а могло быть, и приобретено на протяжении жизни, в силу каких-то обстоятельств. А обстоятельств могло быть много, и многие обстоятельства Николай знал по кругу знакомых, радуясь, что к нему они не относятся. Теперь он стал сомневаться: «А вдруг имеют? Вот и причина. Если у жены что-то было интимное с другим, так зачем перед ней оставаться в долгу? Вот вам и задачка. Вроде бы простая, а сколько неизвестных «иксов» в ней? Как её решить? И решается ли она вообще?» – С такими сумбурными мыслями Николай прибыл в порт. Проходя мимо теплохода «Shееny Star», Залесский вспомнил о приглашении однокурсника и пошёл к трапу судна. Поднявшись на главную палубу, он поприветствовал вахтенного филиппинца общепринятым американским «Хай», назвав фамилию и имя однокурсника. Филиппинец, сию же минуту позвонил по телефону и, через пару минут, Мариц был возле парадного трапа.
– Бабо, зис май френд, ви лец гоу ту май кебин, андестенд? – обратился Мариц по прибытию на трап к вахтенному, быстро произнося английские слова и, уже, на русском, пригласил Залесского: – Пошли, Колян!
Залесский прошёл мимо «филиппка» и последовал за Василием. Они поднялись по крутому трапу на вторую жилую палубу, прошли мимо спасательных плотов и свернули налево в открытую дверь, где по прямому узкому коридору, освещённому люминесцентными лампами, попали в каюту, на дверях которой красовалась белая табличка с надписью «Botswain». Мариц по-хозяйски открыл каюту и, приглашая Николая сказал:
– Проходи, Колян в мои апартаменты, – он пропустил впереди себя гостя, затем зашёл сам и, показывая рукой на мягкий диван, заправленный серым плюшевым чехлом, предложил: – Присаживайся поудобней, могу угостить пивом, вином, кофе, ещё в наличии имеется джус и кола, что желаешь?
– Ты, Васька, прямо как официант в баре, принимаешь заказы, – пошутил Залесский, присаживаясь на диванчик и, осмотрев каюту, сказал: – Рассиживаться, Василий, мне некогда. Сейчас начало восьмого, а мне в восемь надо быть на судне, так что, могу с тобой выпить чашечку кофе.
Недолго думая, Василий тут же открыл нижнюю дверцу стола и извлёк оттуда компактную итальянскую кофеварку на две чашечки кофе, сделал все необходимые приготовления и минут через десять они дружно беседовали, попивая ароматный только сваренный кофе сорта «Арабика» известной итальянской компании «Лавазза». В разговоре выяснилось, что Василий, около шести лет, работает на «подфлажных» судах. Ещё работая в Черноморском пароходстве, он нанял репетитора по английскому и, пока, были кое-какие сбережения, успел обновить документы и подписать первый контракт в крюинге «Колбай шиппинг», где экипажи были русскоязычные и английскому особого внимания не уделялось. Потом, поднаторев над английским, поработал от «Интермарина», затем «Джерела», теперь пристроился в компании «Глобал Стар», имея оклад в 1200$ чистоганом, а с бонусами и овертаймом все 1500$ выходило. Выслушав Марица, Залесский рассказал о себе и своих делах. Так слово за слово и скоротали время. Надо было покидать гостеприимную каюту и возвращаться в реальную жизнь на свой овощевоз. Мариц провёл Николая к трапу и они, по-приятельски обнявшись, простились.
Уже, поднявшись на борт «Венедикта Андреева», Залесский с доброй завистью посмотрел в сторону судна однокашника. « Да, какой был Мариц непутёвый, а теперь уже боцман, «подфлажник», на английском шпарит, так, сколько же мне работать, продавая свой труд по дешёвке, да ещё жди очередного приглашения в рейс? Всё, последний рейс и подаю документы в крюинги», – решительно размышлял Залесский, ступая по палубе в сторону вахтенного матроса.
– Какие новости, Васильевич? – спросил он вахтенного, с внешностью мужчины пенсионного возраста.
– Погрузку закончили. Ждём документы и властей. Чиф обещался к ночи уйдём.
– Ясненько. Ты, Васильевич, подожди пару минут, я мигом перечехлюсь и сменю тебя, корешка встретил из «Шаини Стар», немножко перетёрли о жизни.
– Ясное дело, Николаич, – одобрительно пробасил вахтенный, напомнив: – Да ты не шибко волнуйся, есть у тебя время, ещё целых десять минут.
– Добренько, Васильевич, давай я мигом, ага, – заверил Николай вахтенного и, войдя в коридор, резко поймал себя на мысли: «Снова началась однообразная «кораблядская» жизнь, снова пахота за 450$ в месяц. Всё, решение окончательное и бесповоротное, надо идти под «флаг», а иначе нам удачи не видать».
Залесский с такими мыслями зашёл в свою каюту, по-быстрому, снял куртку и пошёл на камбуз, где оставалась его порция «вермишели по-флотски». Справившись с ужином и, переодевшись в робу, поспешил сменить на трапе Васильевича, который стоял вахту вместо Толика, ушедшего на переговорный пункт сделать последние наставления своим семейным.
7.
Заканчивались очередные сутки стоянки в порту Новороссийск. Для моряков эти сутки ассоциировались с неудачей и всякой непредсказуемой чертовщиной, а всё потому, что был понедельник тринадцатое ноября. Многие знают, что старые бывалые моряки в понедельник и по тринадцатым числам в море не выходили. Тем паче, если это был понедельник, а в довесок ещё и тринадцатое число. Многие нынешние капитаны тоже не игнорируют старое поверье и стараются соблюдать веками сложившиеся традиции. Капитан теплохода «Венедикт Андреев» не считал себя суеверным, но исторические традиции чтил и соблюдал и, пока, не терял надежду сняться в рейс после «нулей», то есть после полуночи, когда календарным суткам откроется четырнадцатое ноября и начнёт свой отсчёт следующий день недели, то есть вторник. Не молодой, пред пенсионного возраста, он оставался ещё довольно подвижным и не в меру суетливым, наматывая за сутки десятки километров, что ему могли позавидовать и молодые. Ожидая отхода, он бегал по судну, выглядывая на портовые власти, которые, в силу только им известных причин, немного задерживались, что было на руку капитану и экипажу. Капитану не отдыхалось. Небольшого роста с редеющими седыми волосами, он чем-то напоминал самого Наполеона. Быстрыми шагами он ходил по капитанскому мостику от борта к борту, просматривая подходы к судну, то и дело, поглядывал на часы своими дальнозоркими глазами и, тут же, смотрел в сторону административного здания порта. Он ждал агента с портовыми документами и коносаментами на груз, после чего, можно было вызывать портовые власти. Время работало на экипаж.
Тихая ноябрьская ночь предвещала хорошую погоду. Сверкали в глубине ночи огни портальных кранов, сливаясь с общим фоном огней наружного освещения, стоящих в порту судов. Мерцали на небе мириады ярких осенних звёзд. Над бухтой светилась полная матовая луна, роняя на поверхность спокойного моря серебристую лунную дорожку, которая дарила лучезарные блики по ровной поверхности бескрайнего моря, затухая у самой береговой черты бухты и сливаясь с яркими блёстками звёзд, где-то за линией горизонта. И, в это позднее время, прибыл на судно агент. Грузовые документы были в порядке. Команда провела само досмотр судна, а буфетчица успела накрыть в кают-компании стол из нехитрых блюд от представительского фонда капитана. Судно было готово к встрече властей. Основная часть приёма заключалась в ровненьких ломтиках сухого «сервелата», голландского сыра, сочных лимонов и вспотевшей бутылочки «Nemiroff» с перцем. Неотъемлемым атрибутом такого джентльменского набора были сигареты. На столе лежал блок греческих сигарет «Assos», дожидаясь своей участи в галантном дележе, предписанных традициями, трофеев.
Власти не заставили себя долго ждать и, вскоре, на борт прибыло четыре человека: два таможенника и два пограничника. Для начала были проверены судовые документы, затем пограничники прошлись по каютам, осуществив «фейс» контроль, сверяя членов экипажа с их же морскими удостоверениями. Таможенники не стали проверять каюты, они только издали взглянули на трюма и пошли ставить печати на отходные документы, налегая в основном на неофициальную сторону своего визита, приводя содержимое столов в собственное наслаждение, выраженное чревоугодием.