Подготовка смены
Шрифт:
— А заодно понадобятся и дополнительные армейские когорты для гарнизонов вдоль побережья! — сообразил вояка.
— И пехотные когорты, и кавалерийские алы. Что толку от гарнизонов в фортах, если нечем оказать им помощь в случае нападения на них? Так что оборона понадобится на побережье серьёзная, и это легко объяснит, почему лузитанские пираты предпочитают не беспокоить наше побережье. И поэтому, когда лузитаны пополнятся новыми горячими головами и обнаглеют так, что Ликут или его преемник уже не сможет их контролировать, то и свой большой морской набег они устроят в обход наших берегов или на Бетику, или на Мавританию. А скорее всего, отметятся и там, и там. Бетике мы, естественно, окажем помощь сухопутными войсками против пиратского десанта, но преследовать пиратов и в море нам ведь будет не на чем, верно? И Мавритании из-за этого тоже ничем помочь не сможем. И наше посольство снова будет просить
— Будет ли толк? — усомнился Миликон, — Или свой флот за пролив выведут, или опять Гадесу поручат.
— Так понятно же, что начнут с этого. Но мы этого ждать не будем. Доколе нам терпеть эти безобразия? Лучшего повода для вторжения наконец нашей армии на север и завоевания всей нижней долины Тага даже придумать невозможно. Мы ликвидируем базы пиратов тем способом, который нам доступен. А это и земля для наших крестьян, и повод для формирования наконец и четвёртого легиона, а возможно, и пятого. А у римлян будут большие проблемы и на суше с веттонами и карпетанами, у которых тоже накопятся свои горячие головы, да и остальные кельтиберы едва ли от них отстанут, так что и наш захват центральной Лузитании в сенате воспримут с полным пониманием. А флот — ну, корабли из Внутреннего моря не подходят для Моря Мрака, и римляне в этом быстро убедятся, а Гадес не настолько богат, чтобы удвоить, а лучше утроить свою эскадру. Нам, конечно, не позволят больших военных кораблей вроде квинкерем, но они нам и не нужны. Нам бирем вполне достаточно вроде гадесских, только посовершеннее.
— До этого ещё дожить надо, — посетовал Рузир, — Пока-что римляне ещё только с Персеем воевать начали, и неизвестно ещё, чем кончится.
— Да ничем хорошим для Македонии эта заваруха не кончится, — хмыкнул я, — И Филипп не сдюжил, хоть и посильнее Персея был, и поопытнее. Если бы у Киноскефал не ошибся, мог бы дольше в принципе продержаться, но всё равно бы его сделали, не за пять лет, так за семь или восемь. А что Персей? Ни флот у него уже не тот, ни армия уже не та, ни союзники греческие уж точно лучше не стали. Проиграл отец, проиграет и сын, — дабы послезнание не палить, я исключительно логическими выкладками аргументировал.
— Потрепыхается какое-то время и пару-тройку лет может как-то продержаться, если сразу же глупостей не наделает, но войну ему не выиграть, — поддержал Сапроний, — В самом лучшем случае как-то из последних сил отобьётся и выторгует мир, но условия будут уже тяжелее отцовских, и на этом Македония как серьёзная сила кончится. Лет за двадцать Персей мог бы подготовиться получше и набраться опыта, а с ним и повоевать успешнее, но терпения дураку не хватило.
— Ну, оттянуть-то войну он пытался, — заметил Хренио, — Очень подозрительно выглядит это якобы македонское покушение на Эвмена Пергамского, который сам же и подстрекал римлян к войне с Македонией больше всех. Уж точно не в интересах Персея было давать такой неоспоримый повод для начала войны.
— Теперь-то чего об этом говорить? Сам ли Эвмен это неудачное покушение на себя разыграл или не сам, а что сделано, то сделано, — констатировал наш венценосец, — И поскольку не приходится сомневаться в том, что в конечном итоге Рим Персееву войну уж точно не проиграет и уж всяко останется гегемоном на западе Внутреннего моря, нам тут с вами и гадать нечего. Наше дело — поддержку другу и союзнику выразить и помощь ему предложить, но обставить это дело так, чтобы римлянам их гордость не позволила самим эту помощь от нас принять. Эта уже поднадоевшая им просьба о флоте — как раз то, что и нужно для такого результата. А затем нам останется молить богов о скорой и не слишком тяжёлой победе Рима, дабы он смог и дальше обойтись в Македонии без нашей помощи, и нам не пришлось влезать в обременительные расходы для её оказания. Мы и сами у себя внутри страны найдём, на что наши деньги потратить, — и мы все рассмеялись.
— А поскольку убедительная победа Рима наиболее вероятна, и Македонии, как и её союзникам уж точно не позавидуешь, появляется ещё одна задача — поучаствовать в отборе и приобретении для нас кое-кого из захваченных римлянами рабов, — напомнил я.
— На греков я бы не рассчитывал, — хмыкнул босс, — Они при первых же римских успехах извернутся ужом и примкнут к победителю. Фракийцы — дикари, а македоняне и эпирцы — полудикари.
— Зато их будет много, досточтимый. И отобрать можно будет лучших, как мы отбираем из лигуров и сардов, и стоить будут не слишком дорого.
— Ну, если так, тогда — да, — Фабриций кивнул, будучи в курсе.
Млять, а ведь окромя нас, включая и Велтура, хрен кто даже представить себе в состоянии, какую прорву народу римляне продадут в рабство по результатам этой войны! Возможно, цифирь в сто пятьдесят тысяч и преувеличена, ну так и относится она к одним только эпирцам. Правда, они и пострадают сильнее всех. Одиннадцать тысяч македонских военнопленных после генерального сражения при Пидне, если всем этим цифирям верить, немалая часть которых за выкуп от их родни наверняка освободится сразу же — это разве сравнимо? Юлька говорила, что племя молоссов вообще исчезнет — около семидесяти их городков будет разрушено, а их жители поголовно проданы в рабство. Вот тогда, кстати, у греков вне Эпира и у римлян только и появятся в товарных количествах молосские доги — настоящие чистопородные. Пока-что молоссы только кобелей продают или дарят чужакам на вывоз, и от тех кобелей только полукровок развести можно, которых и называют вне Эпира молоссами их счастливые обладатели, а после Третьей Македонской появятся за бугром и молосские сучки, давая возможность разводить уже чистую молосскую породу.
Но то дела собачьи, хотя и их тоже есть смысл на заметку взять, а прежде всего нас люди интересуют. Опять же, если цифирям верить, то пятьдесят тысяч карфагенян в рабство попадёт после Третьей Пунической и столько же коринфян после Ахейской, всего сто тысяч получается. Этого хватит, чтобы римские латифундисты начали сгон со своих земель крестьян-арендаторов и замену их сведущими в продвинутом античном сельском хозяйстве рабами из Карфагена и Коринфа. Вот тогда-то и схватится за башку ошалевший от такой картины маслом будущий демагог Тиберий Гракх Тот Самый, старший сын того Тиберия Гракха, нынешнего сенатора и цензора, которого Гракхов мир. Разорение же этих римских крестьян со Второй Пунической в массовом порядке идёт, а многолетняя служба без смены в заморских провинциях это явление затягивает и усугубляет, но пока нет ещё этих рабов из Карфагена и Коринфа, прикупившему надел разорившегося соседа богатею нет смысла сгонять с земли её бывшего владельца. Сард — он хоть и дёшев, как сард, но и к побегу склонен, и косорук, и уж точно не его руками передовое античное хозяйство на вилле налаживать и развивать. Пусть уж лучше бывший владелец на правах арендатора живёт и хозяйствует, внося арендную плату. Как неимущий, он теперь даже не подлежит призыву на военную службу, но и не бомжует, на дорогах не толпится, в город люмпеном не подаётся и Тиберию Гракху глаза не мозолит.
А вот как появится на рынке та прорва карфагенян и коринфян — дешёвых из-за количества, но рукастых и сведущих в передовом хозяйственном укладе, вот тут-то смысл держать бывших хозяев арендаторами и пропадёт, а появится смысл поддать им коленкой под зад и сделать ручкой на дорожку, и вот тогда, увидев эти резко забомжевавшие толпы разорившихся кто за годы, а кто и за десятилетия до того, и совершит тот Тиберий Гракх, который Тот Самый, своё эпохальное открытие — смотрите-ка, сограждане, разоряются же крестьяне в натуре! Можно подумать, у себя на латифундиях о разорившихся арендаторах ни хрена не знал. Короче, гуроны заперли нас в сарае, и мы просидели в нём три дня, а на четвёртый начался дождь, и тут Соколиный Глаз заметил, что у сарая нет задней стены и крыши. Вот так это вообще-то называется, если по-русски. И если нам, допустим, удастся спасти Карфаген от его участи, то на римские невольничьи рынки попадёт вдвое меньше нужных латифундистам высококвалифицированных рабов, которые вытеснят бомжевать вдвое меньшее количество крестьян-арендаторов, но ведь разорившихся и лишившихся своей земли крестьян меньше от этого не станет, потому как они-то уже арендаторы, а не землевладельцы, и рабы тут абсолютно ни при чём.
С эпирцами этими интересное кино получается. Если мы, опять же, верим всем этим цифирям о численности проданных в рабство или не верим, но считаем их с одним и тем же коэффициентом преувеличенными — допустим, в стандартные три раза, то хоть так, хоть эдак, тех эпирцев будет продано в полтора раза больше, чем карфагенян и коринфян, вместе взятых. Но не они приведут к сгону римских арендаторов с земли, как не приводят к нему сейчас и сарды, которые дёшевы, как сарды, а приведут к нему только карфагеняне с коринфянами, которых в полтора раза меньше. Хрен их знает, то ли просто не попадёт в Италию большинство тех эпирцев, а расхватается греческими работорговцами и попадёт в греческие города, то ли по квалификации они недалеко ушли от тех пресловутых дешёвых сардов, но факт остаётся фактом — не произведут они коренного перелома в том римском сельскохозяйственном укладе. Правда, и Тиберий Гракх Тот Самый ещё не родился.