Подлеморье. Книга 1
Шрифт:
— Ом-ма-ни-пад-ме-хум! Дождался я солнцевосхода! — шепчет охотник, крепко сжимая рукоять острого ножа.
Вот уже третий день Магдауль находится в плену у жутких глаз, которые беспрерывно следят за ним из темного угла на потолке.
Волчонок не смотрит туда, а чувствует леденящий сердце взгляд. Все время держит наготове единственное свое оружие — нож, с которым не раз выходил победителем в драке с медведем.
Продукты кончились: он пьет одну кислую воду и ждет прихода людей.
Наконец услышал над пещерой легкие шаги. Грохнул выстрел, другой, третий! В кого это стреляет человек?
Волчонок юркнул в лазейку и оказался в расщелине, куда свалился три дня назад.
— О-э-э-э-э!.. Э-э-э-э!.. — заревел он.
Прислушался.
— Ба-а-бай! — до слуха донесся неистовый крик Ганьки. Пришел сын, все-таки пришел!
— Бабай! — кричит Ганька. В голосе страх и радость. — Как ты попал туда?
— Потом расскажу. А сейчас сруби тонкое дерево и спусти в яму.
Слышит Волчонок, как выстукивает Ганька деревья. «Сухое ищет!» И вдруг снова звенящей радостью Ганькин крик:
— Бабай! А я в амаку стрелял!.. Ой, бо-ольшой!.. Шатун крался за мной!
В Волчонке — ответная радость:
— У промыслил?
Ганька склонился над гротом. К отцу слетают его легкие слова:
— Не знаю, он упал под скалу… Может, попал…
— Ладно, руби жердь.
Волчонок понимает сына. Первый соболь. Первый амака. Вырос Ганька.
Долго возится парнишка. Где-то рядом он нашел сушинку и тюкает топориком. Магдауль по звуку слышит: деревцо сухое.
— Таежником стал парень! Знает, что надо сухое рубить, с ним легче возиться… Ишь, дерево-то как высохло! При ударе гудит со звоном.
С глухим шумом свалилась жердь, и Магдауль спрятался в гроте. Через некоторое время зашумело над щелью.
— Бабай, берегись! — крикнул Ганька.
— Спускай!
Волчонок поднялся из грота и, закрыв глаза от яркого дневного света, долго сидел молча. Потом закурил:
— А Король?
— В запуске ждет соболя.
— A-а… — облегченно вздохнул охотник. Потом вдруг вскочил и взял у Ганьки ружье.
— Где амака?
Ганька указал на глубокую борозду в снегу.
— Туда спрыгнул.
Магдауль обошел вокруг грота и не обнаружил прихожего медвежьего следа. «Значит, берлога здесь, рядом». И вдруг увидел узкое черное чело берлоги.
«Вот кто пыхтел и стонал!.. Наверно, больной амака».
Ганька увидел медведя под скалой.
— Бабай, амака здесь!
Медведь не шевелился.
— Наповал ты его, — тихо сказал Волчонок.
Ганька кинулся к медведю, склонился над ним и вдруг отчаянно закричал:
— Ой!.. Ой, бабай!.. Это ж Мау-Бау!
— А ты как узнал?
— Уши!.. Обгрызанные уши!.. Это мой Мау-Бау!..
У Ганьки были отчаянные глаза.
— Это мой Мау-Бау.
Волчонок непонятно почему вспомнил, что оставил другой медведь от Третьяка.
— Сынок, не кричи. Проси прощения у амаки за то, что отнял у него жизнь.
Опустив голову, стоял над Мау-Бау мальчик.
— А как?
— Повторяй за мной: «Прости меня, мой звездоглазый, не успел я упредить тебя, что идут черные люди убивать тебя»…
Ганька повторил.
— Теперь исполни священный «Танец Ловца». Это же твой первый амака, пусть он будет твоим другом на тропе охотника. Упроси его.
Ганька вспомнил, как его учил дед Воуль.
Высоко подпрыгивая, разбросав в стороны руки, словно в смелом орлином полете, то вразвалочку косолапя по-медвежьи, то скрадывая добычу, то порывисто обнимая в любовной встрече, то грозно рыча, царапая воздух растопыренными пальцами — показал битву с противником. А под конец лег, словно медведь в глубоком сне.
…Перед самым рождеством охотники добыли пятого соболя за сезон. Сняли свои ловушки и собрались домой.
В последний вечер они долго сидели и прощались с Горным Хозяином, благодарили богиню Бугады, Николу святого и всех духов — хозяев тайги, речек, скал и озер.
Именно для этого случая они сохранили тайге фляжку спирта и, упаси бог, чтоб хоть глоток отпили, ни-ни! — он был предназначен для богов, богинь и духов — на прощальный вечер.
Магдауль шепчет:
— Ом-ма-ни-пад-ме-хум! О богиня Бугады!..
А Король громко:
— Батюшко наш Миколо святой угодничек! Спасибо тебе, дал нам промысел, спасал нас от всяких напастей и бед. Помог нам с Ганькой отыскать братуху мово Волчонка…
Спирт, булькая, лился в большие деревянные чашки, сделанные из корневища березы. Произнося слова молитвы, охотники кончиками пальцев макали спирт и брызгали на огонь и на все стороны света. «Угощайтесь, боги, вместе с нами «огненной водицей!» А потом опрокидывали содержимое, морщась, крякали и заедали мясом.
— Король, ты с нами ходить домой, нет?
— Не-е, Волчонок, с вами идти — шибко большой крюк будет. Я махну прямо через гольцы, а там с ямщиками до дому.
— A-а, но-но… Мы ходим по морю.
Король, нахмурив брови, задумался. Помолчав минуты две, обратился к товарищу:
— Знаешь, Волчонок, что я надумал?
— Чо тако?
— Мы с тобой половинщики Михаила Леонтьича, а Ганьку-то зачем туда пихать?
— Чо тако? — удивился Магдауль.
— «Чо тако — чо тако!» — передразнил Король. — Понимаешь, одного соболя и семьдесят белок пусть берет Ганька. Продадим любому купцу, кто больше денег выкинет. Купите коня, одежонку сгоношите… Коровенку надо…