Подлодка [Лодка]
Шрифт:
— Вы что — рехнулись! — рычит боцман. Вскоре испанцы снова превращаются в темное пятно.
— Похоже на это! Даже не зажгли сигнальные огни! — ворчит им вслед штурман. — Они были в двадцати метрах от нас, прежде чем мы заметили их. Совсем спятили!
Мы все смотрим им вслед, но баркаса уже и след простыл: ночное море поглотило их без остатка.
Старик занят тем, что отдает приказания машинному отделению.
После этого он находит первого вахтенного офицера в кают-компании.
— Вы имеете хоть малейшее
Застрелиться — единственное, что остается первому вахтенному. Но единственный пистолет, который есть у нас на борту, находится в распоряжении командира. К тому же, он надежно заперт.
В помещении младших офицеров стоит гвалт:
— Штурман с самого начала чувствовал, что здесь что-то не так!
— Да уж, первый вахтенный попался яйцами в тиски!
— Мы едва не влипли в дерьмо по самые уши!
— Со Стариком не пропадешь — прыгай в него с разбегу обеими ногами, но потом подумай еще раз как следует. Но сегодня он превзошел сам себя.
— Бог мой, они даже не подозревают, что родились сегодня во второй раз!
— Такой огроменный корабль, и торпеда не пошла.
— Парни, ну он и засранец!
Последнее замечание относится к первому вахтенному офицеру.
Несколько часов спустя Старик подводит итоги случившегося:
— Все как-то сразу пошло не так. Мы были на волосок от катастрофы вроде той, что случилась с «Лаконией». Если бы рулевой механизм торпеды не был поврежден…
Повисает тишина. Спустя несколько минут, посасывая чубук своей трубки, он продолжает:
— Вот вам наглядный пример — жизнь или смерть — игра случая — ну, черт побери! — нет никакого сомнения, что Старику сильно не по себе от всего происшедшего и он пытается оправдать сам себя. — Но ведь все вело к этому — они все-таки тянули со временем — а мы дали им его больше чем достаточно. Они вели себя как сумасшедшие!
— Да, но лишь потому, что полагали, будто их остановил британский патрульный корабль. Мы окликнули их по-английски. Очевидно, они даже вообразить не могли, что мы окажемся немецкой подлодкой.
— Вот что случается, когда начинаешь выпендриваться знанием иностранного языка!
— Они, должно быть, обделались со страху, когда поняли, кто мы на самом деле!
— Вот как получилось. Одно привело к другому… — прищелкнув языком, произносит Старик.
Он молчит добрых пять минут. Потом он говорит:
— Ужасно неудобно, что мы никак не можем измерить мощность нашего передатчика. Вполне возможно, что наш запрос в их адрес
«К тому же почти у всех нас сдали нервы», — добавляю я про себя. У всех, кроме штурмана, который один оказался прав. Всегда рассудительный, всегда хладнокровный, никогда не суетящийся. Он не поддался влиянию Старика, когда разошелся с ним во мнениях.
Примирительное бурчание трубки Старика выводит меня из задумчивости.
— Все шло к тому, что разразилось бы дерьмо несусветное! — вырывается у меня. — И мы оказались в самой его гуще…
— Нет, мы там не оказались бы, — резко обрывает меня Старик.
Я не могу понять, к чему он клонит. Так что я жду. Очевидно, прозвучит что-то еще. Но пауза затягивается, и в итоге я не выдерживаю:
— Я не понимаю.
— Неужели? Ведь все абсолютно ясно: нам попросту пришлось бы хорошенько прибрать за собой. Типичный случай…
Он замолкает, потом продолжает, понизив голос:
— Никто не должен был остаться в живых!
О чем это он?
— Сложилась бы самая типичная ситуация, которую никогда не найти ни в каких приказах и уставах. В подобных случаях поступают по своему усмотрению. Единственное, что говорит флотское командование — это что у тебя есть полная свобода действия. Что ты должен сам принять решение.
Холодная трубка в его правой руке описывает круги в воздухе. Он с трудом подбирает слова:
— Они не использовали свой радиопередатчик. Конечно, они знают, что мы всегда можем проследить за этим — полагают, что у нас все в норме. Предположим, что гироскоп торпеды оказался в порядке, и она поразила цель. Значит, лайнер «наскочил на мину» и затонул так быстро, что не успел передать в эфир сигнал бедствия. В любом случае, немецкая подлодка не может допустить, чтобы ее видели рядом, словно она может иметь какое-то отношение к случившемуся. В подобной ситуации есть лишь один выход. Приходится убирать за собой, хочется нам этого или нет! И полумерами тут не обойтись, — он делает тяжелый шаг по направлению к носовому люку.
Я начинаю понимать истинный, ужасный смысл употребленного им расхожего выражения и вздрагиваю. Передо мной сразу же предстает картина: спасательные шлюпки, изрешеченные пулеметным огнем, воздетые руки, молящие о пощаде, покрасневшие от потоков крови волны, лица, искаженные непередаваемым ужасом. Я вспоминаю обрывки доходивших до меня историй, от которых кровь стыла в жилах. Что-то, о чем вполголоса рассказывалось в баре «Ройаль». Только мертвые не могут ничего поведать. Почему это случилось с ними? Почему не мы на их месте? Ведь они могли бы точно так же поступить и с нами.