Подлодки адмирала Макарова
Шрифт:
— Передать нашим — ждать!
Если это он, то потопление броненосца окупает не только нынешний рейд, но и постройку всех черноморских лодок. На нем горят огни, на палубе видно шевеление. Из двух труб подымается дым — машина под парами.
Говорят — вот момент истины. Чаще всего заветный миг, после которого жизнь делится на «до» и «после», проскакивает, как вспугнутая птица. Макаров сознавал, что ждать около часа, пока стемнеет. Если «Мессудие» ляжет на дно, история морских сражений направится совсем по другому пути, ибо в формуле успеха появится новая переменная. Две торпеды, назначенные турецкому броненосцу, стоят по четыре тысячи рублей. Огромный корабль водоизмещением девять тысяч тонн — не менее восьми миллионов.
Ближе к берегу, обращенные к лодке кормой, замерли другие турецкие корабли. Макаров позвал к перископу старпома — мичмана Олега Трофимовича Лещенко.
— Узнаете?
— Что поболее, «Азизис» или «Османие», в темноте не отличить, ваше благородие. Два поменьше — типа «Ассари-Шевкет». Красиво стоят, что бочонки в лабазе.
— Мне, признаться, тоже неловко. Как спящего режем в постели. — Макаров вернул себе перископ и осмотрел панораму гавани по кругу. — Но как вспомню, что башибузуки творят с православными, жалею, что торпед лишь четыре да шесть на второй лодке. Привыкли, заразы, им все можно с беззащитными и безответными — избить, убить, насиловать, забрать ребенка в янычары, отобрать дом. Кончилось их время. Теперь и мы можем вас за нежное место щупать. Слухач, что слышно с «Катрана»?
— Кабельтовых в двух, ваше благородие. То слышен их винт, а то нет.
— Тогда благослови, Боже, на дело правое, спаси и сохрани, Николай-угодник. Прими души, Господь, басурманов окаянных, — Макаров перекрестился. — Приготовиться к торпедной атаке.
Торпедный аппарат — не башенное орудие, не поворачивается. Перископ стал точно по курсу лодки, осталось ее довернуть, прицелившись во врага диаметральной плоскостью корпуса. Когда уже изобретут торпеды, способные стать на нужный курс после пуска?
— Малый вперед, лево руля. Первый аппарат, товсь! Второй аппарат, товсь!
Два носовых аппарата, невидимые с поверхности, пришли в движение. Неподвижность торпед, спящих в походе в тесных решетчатых клетках, сменилась пружинной стойкой тигров, увидевших буйвола и готовых к прыжку.
— Первый, пли! Малый вперед, право руля! Второй, пли! Стоп, машина! Малый назад!
Стреляя с полутора кабельтовых, дистанции лишь вдвое больше длины самого броненосца, можно позволить себе выбрать подходящее нежное место на корпусе.
Взрыв тряхнул лодку, затем второй. «Катран» должен услышать, что огневая потеха началась, и его очередь сказать свое веское слово.
На пламя «Мессудие» больно смотреть на фоне ночной тьмы. Там рвануло снова, отдавшись в переборках «Акулы», над клубами дыма взвился гейзер перегретого пара — взорвались котлы.
Решив, что флагману достаточно, капитан повел перископом вправо, услышав, как бухнуло с той стороны. Ланге не дремлет. Справа и впереди от «Акулы» что-то весело горит. На фоне зарева черный рангоут мачт и стеньг с поперечными реями кажется лесом кладбищенских крестов над кораблями некрещеных турок.
— Малый вперед, право руля.
Макаров оторвался от наглазника и увидел устремленные к нему лица. В запале забылось, что он один на борту знает, что означал близкий взрыв.
— Господа! — начал он торжественным и чуть дрожащим голосом. — Мы утопили броненосец «Мессудие»! Ура!
Лодка содрогнулась от крика больше, чем от взрыва. Столько лет службы, столько походов в железном гробу… Значит, не зря!
— Не время праздновать! По местам стоять, третий аппарат, товсь. Четвертый, товсь.
Старпом, изнывая, вцепился в перископ. Увидел разваливающийся на куски флагман, повернул трубу к броненосцам поменьше. Три из них стоят столь плотно, что, даже вильни одна торпеда, точно угодит одному из них под бронепояс.
— Турок прожекторы зажигает. Полтора кабельтовых, лучше не тянуть, ваше благородие.
— Стоп, машина, — лодка медленно продолжила циркуляцию по инерции, и черный отвесный штрих в визире постепенно совместился с кормой «Османие» или чего-то подобного. Христианских младенцев хотите? Ошибочка, пришли христианские взрослые. — Третий, пли!
Невидимая во тьме торпеда, несмотря на пушистый пузырьковый шлейф, рванула в свой первый и последний поход.
— Стоп, машина! Средний назад правым мотором.
На реверсе лодка плохо слушается руля. Проще так — одним электромотором или вообще запустив оба в раздрай. Когда в перекрестии появился новый корпус, «Акулу» встряхнуло очередной раз. «Османие», или как там его зовут, совершенно испортился.
Четвертая торпеда снова показала непослушный норов. Она мелькнула мимо кормы приговоренного к закланию турка и устремилась вглубь в поисках другой жертвы, до которой оказалось около полумили.
— Мичман, гляньте, кого мы обидели.
— Не узнаю, ваше благородие. Трудно глядеть, пожары там. Не казематный, башня впереди. Стало быть — «Иджалие».
— Если только не Ланге его упокоил. «Мессудие» и один типа «Османие» — точно наши, — Макаров гаркнул в переговорную трубу. — Средний вперед обе машины, право на борт! Погружаемся на тридцать пять футов.
— Можем дно зацепить, — с сомнением в голосе заявил старпом.
— У «Мессудие» осадка была двадцать шесть. Что-то под килем оставалось, верно? Слухач, «Катрана» слышно?
— Так что оглох он, ваше благородие, как сверху рвануло, — доложили из второго отсека.
— Мать твою якорем… Мичман, двигай три кабельтова к южному берегу и стоп. Я — в нос.
Русский моряк находчив и сообразителен. Зато в самый неожиданный момент на него набрасывается отупение, валит с ног и выгрызает мозг.
Матрос сидел на посту, раскачиваясь. Меж пальцев правой руки, прижатой к уху, проступила кровь.
— Какого ж лешего он прибор не снял по команде «пли»? — Макаров спохватился, что драть морячка бесполезно. Не узнает он начальственного гнева, пока слух не вернется. Повернулся к другому. — Ты что сидишь, брюхо чешешь?