Подменный князь. Дилогия
Шрифт:
С одной стороны, если некая сила забросила меня сюда, в прошлое, то это может означать то, что я могу пророчествовать о будущем. Не для этого ли я сюда послан?
Нет, не для этого. Если бы таинственная сила хотела этого, сюда послан был бы совсем иной человек. Профессиональный историк, например. Или специалист по геополитике, вроде Жириновского…
Теперь оба моих собеседника смотрели на меня в упор.
Так что же, Владимир, ты знаешь будущее этой страны?
Я взялся за тяжелую кружку и отпил кисловатого почти черного напитка, называемого
— Да, я знаю будущее.
— Скажи же нам, эта страна будет христианским царством? Когда это случится, если случится? Кто будет нашим князем?
— Я не могу вам этого сказать.
Произнести эти слова было нелегко, я чуть не поперхнулся от охватившего меня волнения.
— Не можешь или не хочешь? — Глаза Блуда сделались вдруг узкими, пристальными и недобрыми. У этого человека было много личин. В разных ситуациях он мог поворачиваться разными своими сторонами…
— Не хочу, — твердо ответил я, решив, что если уж начал вести себя честно, то следует делать это до конца. Как говорится, делай, что должно, и будь, что будет.
— Не хочешь? — поразился такой наглости Свенельд. — А если посадить тебя на кол? На тонкий кол, слегка изогнутый? Чтобы ты сползал по нему медленно-медленно, пока не издохнешь, как проткнутый червяк?
Я обратился к Блуду.
— Этого нельзя делать, боярин, — сказал я как можно спокойнее. — Под пыткой я, естественно, расскажу все, что знаю. Но вам не следует этого знать. Если я расскажу вам будущее, это повлияет на ваши поступки. Вы начнете действовать в соответствии с тем будущим, о котором вы будете знать. То есть не так, как вы поступили бы просто так, не зная ничего. А если ваши поступки изменятся, то и само будущее может измениться. Оно окажется уже не таким, каким я его знаю.
Произнеся эту тираду, я замер в ожидании. Это был острый момент. Понял меня Блуд или нет?
Если не понял, то дальше все просто: меня посадят на кол и начнут пытать, выспрашивая о будущем. А что же я сделаю? Конечно, под пыткой я расскажу. И тогда будущее неминуемо изменится. Но в этом случае исчезну и я или же изменюсь до неузнаваемости. Ибо такой, как я есть, я мог появиться лишь в том будущем, которое сложилось в результате того, что Блуд со Свенельдом будущего не знали и действия их были свободны от этого знания…
Запутанно, конечно. Если бы Блуд предложил мне объясниться подробнее, вряд ли я оказался бы на высоте.
Но боярин не подкачал. Он оправдал доверие тех сил, которые зашвырнули меня из XXI века к нему в терем.
— Он прав, Свенельд, — изрек Блуд после недолгой мучительной паузы. — Нам не надо знать будущее. — Потом с интересом взглянул на меня: — Вот теперь я, пожалуй, действительно верю в то, что ты явился из будущего. Самозванец на твоем месте начал бы пророчествовать, да так, что его было бы не остановить…
* * *
Когда войска императора Цимисхия
Впрочем, сдача была почетной. Византийцы уже убедились в том, что отряд русов и славян готов погибнуть в бою, унеся с собой сотни жизней императорских воинов. Святославу и его дружине разрешили выйти из крепости с оружием в руках и плыть на своих ладьях обратно в Киев. Цимисхий гарантировал им безопасность.
Переговоры об этой почетной сдаче крепости велись на воде. Император Византии в роскошных, шитых золотом одеждах стоял на борту своей боевой триремы в окружении пышной свиты. Он буквально олицетворял величие многовековой греческой империи.
А Святослав приплыл из крепости на небольшой ладье, в которой сидел среди обычных воинов-гребцов. Длинный чуб его, обернутый вокруг обритой по обычаю головы, был единственным украшением, не считая серебряных колец в ушах. В длинной белой рубахе он поднялся во весь рост в покачивающейся на волнах ладье и назвал себя.
Вид этого человека показался настолько простым, что с палубы триремы даже переспросили, точно ли перед ними киевский князь.
Едва договоренность была достигнута, дружина Святослава тотчас вышла из крепости и в тяжелом молчании отправилась домой, в Киев. Вошли в Днепр и стали подниматься вверх.
Возвращение было ужасным. Святослав даже думать не мог о том, как вернется в свою столицу разбитым, без воинской добычи. Какой же он князь после этого?
В мучительных раздумьях сидел он в струге, вглядываясь в проплывающие берега, и силился понять, отчего удача отвернулась от него и его дружины. Чем они оказались хуже своих предков, неоднократно совершавших успешные набеги на греческие земли и даже на сам Константинополь?
И решение пришло. Оно оказалось совершенно очевидным. Когда эта мысль пришла в голову Святослава, он даже удивился, отчего же не сообразил сразу.
Все дело в христианах! О, Святослав всегда неприязненно относился к этим людям. Жалкие, трусливые людишки, поклоняющиеся мертвому еврею. Скорее всего, скрытые враги своей Родины, шпионы Византии. А если даже не так, то все равно: эти люди презрели славу отцов, забыли о боевом духе русов.
Святослав всегда с болью в сердце смотрел на своего брата Олафа, который тоже стал христианином. Как мог он! Как мог его родной любимый брат стать изменником Родины!
Так вот в чем дело! Догадка пронзила сердце киевского князя! Древним богам надоело ждать, пока он, Святослав, поймет свою ошибку. Боги, издревле благосклонные к русам и славянам, всегда помогавшие им в боях и набегах, обиделись. Они обиделись на то, что киевский князь оказался столь неблагодарным. Он, Святослав, не должен был допустить расползание греческой заразы по родной земле!
Разве даруют победу боги, если в Киеве — столице русской земли стоят мерзкие христианские храмы? Разве может победить врагов дружина, в которой многие воины — христиане?