Подметный манифест
Шрифт:
Тут появился Левушка и бесшумно подбежал к обер-полицмейстеру.
– Там Горелов бесится, - прошептал он.
– Время начинать, актерку нигде сыскать не могут! Прямо в короне пропала!
– Ну, Дунька, ну, лихая девка, - только и мог вымолвить Архаров.
– Тучков, напомнить не забудь - как кончится эта околесица, возьму ее на содержание, и экипаж ей будет, и все…
– Но, Николаша, Горелов там один.
– Как это - один?
– С ним челядь какая-то, у одного егерский патронташ - знаешь, на сорок патронов, еще у одного - пистолет на портупее. Никого из сообщников с ним как будто нет, ни Ховрина, ни еще кого дворянского звания, ни военного - не сидят же они в зале?
– Могут быть и в зале. Когда в трагедии до того дойдет, что пойдут самозванца бить, они в публике шум подымут и кричать станут.
– Так что же делаем?
– спросил Левушка.
– И насчет сего сударика - что изволишь приказать?
– Это утраж, милостивый государь, я не французская обезьяна!
– вдруг объявил недоросль.
– И могу требовать сатисфакции…
Левушка, безмерно взволнованный, зажал себе рот рукой - обстоятельства были не таковы, чтобы вслух хохотать, а он знал, что коли начнет - скоро не остановится.
– Коли он один, то мы, пожалуй, и арестовать бы сумасброда могли вдвоем, - не обращая внимания на Вельяминова, принялся рассуждать Архаров.
– Но в таком действии толку мало, а ума и не бывало. Сообщники-то остаются. Их по меньшей мере двое - давний его дружок Ховрин да… да генерал, за которого актерка замуж собралась. И сдается мне, что это Брокдорф.
– Точно ли Брокдорф?
– спросил Левушка.
– Мало ли какой загадочный немец шатается по Москве и бунтует аптекарей?
– Он. Кто бы еще добрался до Павла Петровича и выманил у него за давние перед покойным батюшкой заслуги анненский крест на шпагу? Брокдорф, более некому… Суди сам - некий генерал на гореловские деньги снимает дом на Сретенке, живет там с актеркой, а потом некий дома сего житель вместе с Гореловым преследует девицу Пухову и теряет шпагу с крестом… Такое совпадение, Тучков. А Брокдорф - интриган известный. Он, похоже, всю сию интригу и сплел, и княжескую женитьбу на Пуховой тоже он выдумал, чтобы всех в один узел увязать и сторонников надежных получить.
– А и верно… - прошептал Левушка.
– Но князь?… Российский дворянин?…
– Горелов для наследника-цесаревича до сей поры пустое место, а Ховрин, сколь я разумею, к нему и соваться бы не стал. Им обоим без Брокдорфа было не обойтись… Но арестовывать его сейчас не с руки. Так что, брат Тучков, требуется иное… Требуется дать сему плоду созреть и свалиться с яблони…
– Почему с яблони?
– тут же спросил Левушка.
– Ну, с груши, коли тебе угодно. Сейчас к Горелову соваться не станем, а подведи-ка ты меня к нему поближе…
– Милостивый государь, - опять вмешался недоросль, - я не французская обезьяна! И коли вам угодно со мной на шпагах переведаться…
– Мне сейчас станет угодно с тобой на кулаках переведаться, - буркнул Архаров.
– Тучков, куда его девать?
– Когда ты его сюда притащил, моего совета не спрашивал, - отвечал Левушка.
– А с чего он на тебя наскакивает?
– Его спроси.
– Мне угодно получить сатисфакцию, - встрял Вельяминов.
– Ты сперва хоть в армейском полку год отслужи. А там уж к приличным людям с сатисфакцией своей приставай, - отрезал Левушка.
– Гвардейцы с кем попало, сударь, не дерутся. Идем, Архаров, мы к нему за драпировками подберемся. Может, догадаемся, куда он дружков своих подевал, коли они не в зале с публикой.
– Тучков, а ведь тут непременно должна быть дырка, чтобы на публику глядеть, - додумался обер-полицмейстер.
– Их тут много. Идем, да только тихо… и ни за что руками не хватайся… чуешь, чем тут пахнет?…
– Всякой дрянью, - немедленно отвечал Архаров.
– Они, сдается, роспись на стенках только сей ночью подновляли, краска еще не высохла. Изгадишь кафтан… да и ты, сударь, тоже…
Левушка, легкий и тонкий, похожий на ту самую рапиру, которой сказочный фехтовальщик, подняв ее над головой, отбивал струи дождя и остался сухим, скользнул вправо - и пропал. Архаров несколько удивился, обнаружив там узкую щель между черными драпировками, и последовал за другом, придерживая ткань растопыренными руками. Вельяминова он бросил на произвол судьбы, полагая, что недоросль никуда не денется - так по гроб дней своих и будет следовать за обер-полицмейстером с требованием сатисфакции.
Он оказался прав - Вельяминов безмолвно устремился за ним и даже налетел ему на спину, когда Архаров, удержанный Левушкой, неожиданно для себя самого, остановился.
Они стояли весьма удачно - в черной тени, перед ними же шепотом распоряжался человек, коего они видели сзади, но сомнений не имели - это был князь Горелов в парчевом кафтане золотисто-палевого цвета, в палевых штанах и камзоле, злой, как сам сатана, и готовый раздавать оплеухи кому попало, так что от него шарахались.
– Чертова девка! Гаврюшка, коли не сыщется - запорю!
– говорил он стоящему перед ним на коленях человеку, одетому невоообразимо - в длинный красный кафтан с большой кирасой поверх оного, в горностаевую мантию весьма потрепанного вида, на голове же у человека была помесь короны и шлема с перьями, застегнутого под подбородком.
– А барин твой еще добавит!
– Батюшка, ваше сиятельство, мы первую сцену с Ксенией проходили, а потом мне еще сцену с Парменом пройти следовало, а с Ксенией вот Андрюшка Шуйский ролю твердил… - жалостно оправдывался человек.
– Андрюшка Шуйский!
– повторил Горелов.
– Господи, ну что за сволочь… Где Андрюшка?
К его ногам пал еще один странно одетый человек, также в кирасе и плаще, с мечом на широченной перевязи, но шлем его с высоко вздыбленными перьями был без короны.
– Батюшка, ваше сиятельство, не извольте гневаться, сыщут ее, сыщут, тут она, дура, где-то! Она ж спит и видит, как бы Ксению сыграть! По нужде вышла, ей-Богу, по нужде!
– запричитал он, однако таким голосом, что покрыл закулисное пространство не хуже, чем голос хорошего дьякона покрывает, отражаясь от купола, пространство большого храма.
– Молчи ты, скотина!
– прикрикнул на него князь.
– Убью…
– А убьете - кто ж вам так Шуйского-князя сыграет? Ввек не найдете, чтобы ролю за четыре дня вытвердил, - возразил коленопреклоненный актер.
– В нужнике сидит!
– Ну, Дунька… - прошептал Архаров.
– Какой, к черту, нужник?
– князь, похоже, сделался невменяем.
Архарову уже не было до него дела.
– Ты мне дырку обещал, - напомнил он Левушке.
– Сударь… - начал было Вельяминов, но обер-полицмейстеру все еще было не до сатисфакций.
Там, где они стояли, было темно, однако не настолько, чтобы недоросль не разглядел поднесенный к своему носу архаровский кулак.
Левушка прижал палец к губам и исчез.
Аххарову доводилось бывать за кулисами, но еще в Санкт-Петербурге, он успел застать прекрасное время, когда государыня Елизавета Петровна перед спектаклями в дворцовом театре сама рассылала гонцов по вельможным зрителям с деликатнейшим вопросом: «спросить, не забыли ли они, что в сей назначенный день быть комедии». В бытность свою гвардейцем он вместе с приятелями навещал там знакомых кадетов, игравших в комедиях все роли, и мужские, и женские. И помнил еще, что человеку постороннему закулисный мир весьма опасен: вроде бы перед тобой высокая стенка шириной в аршин, но Боже упаси за нее заглядывать - как раз окажется, что твоя дурная башка торчит уже на сцене из-за древнегреческой колонны, радуя публику и непутем смеша актеров.